Павлик

– Тяжело. Тут, Игорь Сергеевич, штука еще в том, что у аяваски один эффект сильный имеется. Тушку физическую она очень основательно чистит. Если грязный внутри человек, не готовый, так и коньки запросто двинуть можно. У индейцев к ритуалу этому неделями подготовка длится. Постятся они, на воде одной сидят. И физическое тело чистят, и в ментальном плане готовятся. А тут – после ноль-пяти коньяка, варгана и склоки с гопниками товарищ в бездны Юнга при помощи «лозы мертвых» погрузился! Если бы кто посторонний рассказал такую историю, так я бы сто процентов вердикт вынес: гонит.

– Так как же прошло-то все? – продолжал допытываться Игорь Сергеевич.

– Да говорю же: тяжело! Меня-то там не было, могу только с Васиных слов судить. Они как вошли в квартиру, он у отца святого варган отобрал, ну не без труда, разумеется, на диван уложил и начал ему стаканами напиток сакральный подносить. А ее пить, – Павлик гримасой изобразил степень крайнего отвращения, – не амброзия, короче, ни разу, как знающие люди уверяют! С трудом глоток сделать можно, а отец Фармазон, с Васиных слов, пару стаканов, чуток поморщившись, саданул. Ну вот Василий его на диван уложил и давай ему «Бхавад Гиту» вслух читать, – он прыснул. – А у того реакция на Кришну чрезвычайно стойкая оказалась, так тут же еще и аяваска! Не успел святой отец дым из ноздрей пустить да рыкнуть толком, как его в бараний рог скрутило! Василий только ведро подставить успел!

– Тошнило?

– Тошни-и-ило?! – Павлик изумленно вытаращился на соседа, отчего машина глубоким нырком ушла с курса. Чертыхнувшись сквозь зубы, он вернул ее обратно и сосредоточился на дороге. – Тошнит, Игорь Сергеевич, если хотите знать, с бананов несвежих! А с аяваски – рвет! И рвет не так, как при отравлении пошлом. Брат Анатоль рассказывал, что там у них на церемониях бывало, да и свои впечатления передавал. Но там же, повторюсь, все подготовленные люди-то! Чистятся, постятся, да и по жизни многие вполне себе здоровый образ жизни ведут. И тех, как уверяют, часами долгими на куски раздирает. А тут – святой отец после шашлыка и бутылки конины! Ну, Вася рассказывал, что досталось тому несладко, конечно, – Павлик покачал головой и снова прицокнул языком. – Но бойцом оказался отец Иммануил, как потом выяснилось. Хотя, как он живым и здоровым остаться умудрился, для меня вообще загадка великая. Но полоскало его часа полтора, да так, что Василию чуть ли не ведро менять пришлось. Потом вычистило его, видимо, и приняла мать-аяваска его в свои ласковые объятия!

– Да вы что?!

– Точно! По словам Василия, аки лев умирающий, свернулся отец Иммануил на диванчике и отчалил в бездны непознанного.

– А что видел-то он?

– Так кто же знает-то? – Павлик пожал плечами, не отрывая глаз от дороги. – Сам отец Фармазон подробностей лишних никому до сих пор не рассказывает особо, а Василию же не заглянуть было, где неугомонный искатель обитался. По внешним признакам, по всем мирам его протащило. И по нижним самым, и по верхним, – молодой человек улыбнулся. – Вначале, как Василий рассказывал, и скулил тот, и стонал, и слезы текли из глаз. И видно было, что не от радыости текут, а совсем по другой причине. А потом, говорит, успокоился вроде, расслабился. На губах – улыбка, как у Джоконды, бородатой только. Я эту картину долго потом представить пытался: лежит этакое чудо, на дикого вепря «Ы» похожее, и улыбается нежно… А Василий ему все эти пять часов «Бхавад Гиту» и читал. На подкорку писал отцу святому информацию. Двадцать пятый кадр своеобразный. Чуть ли не два раза, говорит, от корки до корки успел святую книгу отцу Иммануилу прочесть. Но это – с его слов, меня-то там не было, – он снова тяжело вздохнул. – Меня только последствия потом уже коснулись.

– Последствия? А у вас-то какие последствия после этого? – недоумевал Игорь Сергеевич. – Вас же там, насколько я понимаю, и не было вовсе.