У Бернардака в спальной я видел портрет Струговщикова, написано Брюлловым, тот самый портрет, что был на Лондонской выставке. Я спросил у Бернардака, продает ли он его, – он говорит – да. Когда будете в Петербурге взгляните на этого Брюллова».
1868-м годом помечена приобретенная Павлом Михайловичем картинка Риццони «Ослики». О поступлении ее следов нет, но из письма Александра Антоновича знаем, что он весною 1868 года собирался в Кампанье написать несколько осликов. Вещь эту он написал и осенью привез с собой в Россию.
В этом же году Павлу Михайловичу понравился эскиз Павла Риццони, и он решил взять его взамен когда-то купленной и разонравившейся вещи, висевшей у П. Риццони в Петербурге. Это «В винном погребке». Александр Антонович должен был привезти эту картину и забывал ее взять и только в 1869 году привез ее к Павлу Михайловичу.
В этом году Горавский пишет, что брат Ипполит состоит куратором в имении Трощинских, а теперь Мясниковых, где будет аукцион, и Ипполит постарается приобрести для Павла Михайловича портрет Трощинского работы Боровиковского. Но с течением времени оказалось, что Мясников – наследник Трощинского – купил сам все лучшие вещи. К Павлу Михайловичу попал только портрет управляющего Трощинского работы Боровиковского.
В 1868 году мы имеем записку Н. С. Черкасова к Павлу Михайловичу: «Позвольте Вас поздравить с новым приобретением картины Пуки-рева. Деньги 200 рублей я получил. При первом случае постараюсь ему передать, но имею честь Вас уведомить, что г-на Шухвостова я еще не видал, поэтому не могу Вас уведомить, согласится ли он на эту цену или нет». К кому из двух художников относятся 200 рублей, не очень ясно, но ясно, что картина Пукирева «В мастерской художника» была приобретена, а также, вероятно, приобретена и одна из трех имеющихся в коллекции Павла Михайловича вещей Шухвостова.
Мы имеем письмо Павла Михайловича к Айвазовскому от 5 мая 1868 года:
«Милостивый государь Иван Константинович! Осмеливаюсь напомнить Вам Ваше обещание: я был бы очень благодарен, если бы Вы мне теперь летом прислали картину и приказали бы кому передать «Грот Балаклавы», может быть Вам не угодно ли знать величину этой картины. Но для меня все равно, если новая будет меньше величиной, дайте мне Вашу волшебную воду такую, которая вполне бы передавала Ваш бесподобный талант.
Простите, что пишу Вам, но уже очень хочется поскорее иметь Вашу картину в своей коллекции.
С глубочайшим почтением имею честь быть Вам, милостивый государь, преданнейшим слугою
П. Третьяков».
Вторично Сергей Михайлович женился 10 ноября 1868 года. Справлялась свадьба в новой квартире его, на Мясницкой.
Женился Сергей Михайлович на Елене Андреевне Матвеевой – девушке образованной, оригинальной красоты. Она имела изумительные покатые плечи, бледное, чуть-чуть одутловатое лицо, тяжелый жгут волос на затылке и крошечные руки, которыми очень гордилась. Елена Андреевна с Верой Николаевной не подружилась. Слишком разный у них был образ жизни. Детей у Елены Андреевны не было. Эти семейные радости ей были неизвестны, тогда как в жизни Веры Николаевны они занимали большое место.
Вера Николаевна и Павел Михайлович радовались, что у них девочки почти ровесницы. Отец радовался потому, что боялся, что не сумел бы воспитать мальчиков, а мать радовалась, вспоминая, как росла с сестрой Зинаидой и какая их соединяла дружба. Она надеялась видеть то же в своих девочках и уже мечтала развить в них музыкальность с помощью своего бывшего учителя Риба.
«Музыка влияла на меня ужасно, – записывает Вера Николаевна в детском альбоме. – Через серьезное изучение музыки, под руководством великолепного педагога И. В. Риба, я и во все старалась вдумываться глубже и находить самую глубокую и настоящую истину, руководясь советами его. Сколько счастливых часов провела я за фортепиано, играя для себя и для других. Чувствуя, что музыка облагораживает человека, делает его счастливым, как я это видела на себе и на тете Зине, я решила как только возможно лучше передать вам это искусство.
Папаша твой тоже любил и понимал музыку, все-таки был он больше привязан к живописи и с полной преданностью служил этому искусству, покупая самые лучшие произведения старой и новейшей школы. Я, не понимая почти ничего в этом искусстве, начала в скором времени привыкать к некоторым картинам, а потом и любить их. Слушая разговоры художников, которые так часто приходили к нам, я сама потом стала иначе смотреть на картины, как на сочинения и на исполнение. Ты тоже, Вера, незаметно изучивала содержание картин, даже запоминала имена художников, помогая мне назвать их, если я забывала фамилию. Меня многие утешали, что для первого возраста ребенка лучше вашей обстановки нельзя было бы желать. Вследствие впечатления глаза, ты должна была размышлять, а музыка развивала в тебе другие стороны, более духовные, чувствительные.