Павел Третьяков. Купец с душой художника

«Я вам, добрейший мой Александр Антонович, писал 18 числа сего месяца. И, не успев окончить, продолжаю. – Вот еще какие картины видал я с Ак[адемической] выставки, т. е. хочу сказать, какие понравились мне: пейзаж Суходольского – прекрасный и совершенно оригинальный; Соломаткина «Будочники-славильщики» – прелестная картинка; Юшанова «Проводы начальства», очень хорошенькая; и очень недурны несколько жанровых картин Вьюшина, Маринича, И. М. Прянишникова и Боброва; пейзажи Вележева, Липсберга, Червинского и Верещагина много обещают в будущем, в особенности г. Липсберг. Все эти имена, за исключением Вележева, новые, по крайней мере, для меня – дай бог им успеха. Морозова «Выход из сельской церкви» была бы прекрасная вещь, если бы не несчастный колорит. Пейзаж Клодта хорош, но как-то скучен. Клодта признали профессором и стоит. Из заграничных присылок мне понравилась картина Якоби – Вы ее, полагаю, хорошо знаете. Перов ничего не выставил, и я его еще не видал, хотя заходил ко мне проездом на Кавказ. Я полагал встретить в Петербурге Лагорио, но не видал его, он, говорят, возвратясь с Кавказа, находится в очень некрасивом состоянии; жаль – хороший художник и я надеюсь – он еще напишет не одну хорошую вещь и бог даст опять поправится. Соколов обещал зиму жить в Москве и оканчивать свои начатые «за границей», в Париже, картины, но, кажется, еще не приезжал из Петербурга, – ничего не знаю о нем. Львова отдали под суд, говорят это все, а за какие повинности – не знаю; впрочем, это такая капитальная для всех русских художников новость, что Вам, я думаю, уже давно и подробно сообщили из Петербурга.

На днях прислала Академия на Московскую выставку несколько картин своей бывшей выставки: Бронникова, Верещагина (св. Анна), Филиппова (Болгар и скачки на ослах), Морозова, Якоби и Вашу «Синагогу». В прошедшем письме я писал Вам, что желал бы приобрести ее, если подойдет, – ожидаю ответа.

Поклонитесь от меня М. П. Боткину и Постникову, если видаете их, и А. А. Попову и пр. общим знакомым, если есть таковые в Риме. Поцелуйте милейшего Ивана Петровича Трутнева; я всегда помню его, хотя и очень, очень давно не видал его; что он поделывает? Не нужно ли ему деньги? Вам также не нужно ли?

Долго ли останетесь в Риме и где будете лето?

Оперы в Петербурге я уже две зимы не слыхал, но не думайте, что я разлюбил музыку. Нет, это так случилось по разным обстоятельствам.

В прошедшем письме Вам может показаться непонятным мое выражение: вот тогда мы поговорили бы с неверующими – поясню Вам его: многие положительно не хотят верить в хорошую будущность русского искусства и уверяют, что если иногда какой художник наш напишет недурную вещь, то так как-то случайно, а что он же потом увеличит собой ряд бездарностей. Вы знаете, я иного мнения, иначе я и не собирал бы коллекцию русских картин, но иногда не мог, не мог не согласиться с приводимыми фактами; и вот всякий успех, каждый шаг вперед мне очень дороги и очень бы был я счастлив, если бы дождался на нашей улице праздника.

Будьте здоровы и не забывайте Вашего преданного

П. Третьякова».

Риццони отвечает:

«9 марта 1865 г. Добрейший Павел Михайлович. Только что получил Ваше телеграфическая депеша. Очень рад, что произведение мое Вам нравилась.

Не ответил Вам по телеграфу, потому что не мог сказать Вам ничего решительного… Гагарин наш вице-президент спросил о цене, ответа не мог иметь до сегодняшнего дня. Сегодня вместе с письмом к Вам я пишу в Академию… в случае Гагарин картину эту не приобрел, прошу господину Клагеса тотчас же переслать Синагогу на Ваше имя в Москву.

Депеша Ваше получил в Cafe graco при полном кружке художников, мы только что собирались посетить мастерские здешних знаменитостей…».

В следующем письме, 16 марта, Павел Михайлович пишет:

«Письмо Ваше от 9 марта из Рима, любезнейший мой Александр Антонович, доставило мне величайшее удовольствие. Хотя Вы и скучаете, но вижу из него, что не праздно проводите время… Радует меня очень то, что Вы своими работами не довольны, это знак хороший. Радуют меня очень успехи М. П. Боткина, он такой милый и симпатичный – дай Бог ему сделаться знаменитым художником. Я как-то невольно верую в свою надежду: наша русская школа не последнею будет; было действительно пасмурное время, и довольно долго, но теперь туман проясняется. – Что делают прочие русские художники? Что пишет Ге?

Вы уже знаете, почему я не писал Вам долго; увидавши Вашу картину «Синагогу», через несколько дней написал Вам; узнав потом, что на нее есть еще охотник, – послал Вам депешу, а через два дня после отправки депеши узнал, что «Синагога» приобретена уже графом Уваровым, ну и слава богу.

Жди еще, когда вздумалось бы ему приобрести другую картину Вашу, а я-то еще успею иметь Вашу работу, – тем более что, надеюсь, вперед, не назад пойдете.

Ожидаю время от времени весточек – не забывайте Вашего

искренне преданного П. Третьякова.

Поклон самый дружеский И. П. Трутневу, М. П. Боткину, С. П. Постникову, А. А. Попову и др[угим] общим знакомым.

Брат и все наши Вам кланяются».