Павел I

Крупнейшие пожалования получили в первую очередь не «гатчинские любимцы», а известные сановники и военачальники времён Екатерининского царствования. Князь Н. В. Репнин получил 6000 душ, граф Н. В. Салтыков — крест и звезду Святого Апостола Андрея Первозванного, «алмазами украшенные»; то же самое — граф и канцлер И. А. Остерман. Генерал-от-кавалерии граф А. В. Мусин-Пушкин получил генерал-фельдмаршала и 4000 душ, генерал-от-инфантерии М. Ф. Каменский — генерал-фельдмаршала и графское достоинство, обер-егермейстер князь Д,А. Голицын — 2000 душ, адмирал И. А. Голенищев-Кутузов — 1300 душ, генерал-от-инфантерии М. В. Каховский — графское достоинство и 2000 душ, генерал-от-инфантерии И. В. Гудович — графское достоинство, граф П. В. Завадовский — Орден Андрея Первозванного, генерал-аншеф В. Х. Дерфельден — орден Андрея Первозванного и т. д.

Среди этого круга награжденных находилась одна известная «статс-дама» — Ш. К. Ливен (1743–1828), состоявшая по распоряжению Екатерины II ранее «при детях Павла Петровича» и получившая в подарок от Павла Петровича 1500 душ. Она, в силу своей преданности, пользовалась исключительным расположением всех монархов, начиная с Екатерины II, наградившей её званием статс-дамы. и орденом Святой Екатерины.[97] Павел в 1799 году возвел её «с потомством» в графское достоинство, Александр I пожаловал ей свой усыпанный бриллиантами портрет, а Николай I в 1826 году пожаловал ей и её потомству княжеское достоинство…

Не были забыты и «новые люди», приближенные Павлом после воцарения. Генералу-от-инфантерии Н. П. Архарову было пожаловано 2000 душ, генерал-майору А. А. Аракчееву — орден Александра Невского и баронский титул, генерал-майору М. Н. Донаурову — орден Александра Невского и 30 000 рублей, генерал-майору Г. Г. Кушелеву —15 000 десятин земли и 30 000 рублей, генерал-майору С. И. Плещееву — орден Александра Невского и 30 000 рублей, генерал-майору П. Х. Обольянинову — орден Александра Невского, генерал-лейтенанту И. В. Ламбу — орден Анны и 750 душ.

Щедрые пожалования адресовались известным «друзьям Гатчины — братьям Александру и Алексею Куракиным, получившим по ордену Андрея Первозванного. В совместное владение князьям была передана обширная вотчина умершего фаворита Екатерины графа А. Д. Ланского (1754–1784) в Псковской губернии и 20 000 тысяч десятин в Тамбовской губернии. Кроме того, Александр Куракин получил 2863 души в Псковской губернии, а Алексей Куракин 1437 душ в Петербургской губернии.

Самое же грандиозное пожалование предназначалось графу АЛ. Безбородко, которого Павел I высоко ценил и за то, что в старые времена он никогда не позволял «непочтительности» по отношению к нему, и за то, что в часы агонии Екатерины он открыл ему секретные намерения Императрицы, запечатленные на бумаге, уничтожение которых позволило без всяких общественных потрясений занять Трон. Безбородко получил орден Андрея Первозванного, княжеское достоинство, поместье в Орловской губернии, 30 000 тысяч десятин в Воронежской губернии и более десяти тысяч крепостных.

Коронационные торжества в Москве продолжались неделю; каждый день приемы, поздравления от всех депутаций, трапезы, представления театральных трупп. На этом «празднике жизни» многие недавние «этуали» Екатерининских времён чувствовали себя неуютно; они изнемогали «от скуки», их угнетала продолжительность и «бесцельность» церемоний. Лучше всех настроения этих недовольных передала графиня В. Н. Головина. Хотя свои «Записки» она писала через многие годы после тех событий, но «жар ненависти» в душе всё еще не остыл. Об исторической торжественности момента Коронации, о глубоком сакральном смысле всего происходившего, — это же было великое мистическое таинство венчания Царя и России, которое в любой христианской душе должно было вызывать восхищение и умиление, о том графиня не проронила ни звука.

Она была уверена, что «наступило время террора», правда, так и осталось неясным, что графиня имела в виду. Увольнение нескольких десятков лиц? А, может быть, свою придворную невостребованность? Она теперь не была желанной при Дворе и, хотя носила звание фрейлины, но в близкое царское окружение уже не допускалась. Конечно, это был «террор», и на этот «вызов» она ответила истинным «благородством» светской дамы: она начала инсинуировать по адресу Царской четы.

В этом промысле она не была одинока; кругом достаточно было и Других «обиженных». Говоря о Коронации, графиня заявляла: «Никогда так не смеялись, никогда так удачно не подмечали смешные стороны, преувеличивая их». Но при этом надо быть всё время настороже: не дай Бог, узнает Монарх, заметит, сразу же и вылететь можно не только из дворцовых апартаментов, а то и вообще из Петербурга. Острили и насмехались над происходившим только тогда, «когда находились вдали от Их Императорских Величеств».