Павел и Авель

Тогда британец устроил такой фокус: он вытащил из лизиного баула изящную коробку засахаренных конфет, оказавшуюся сверху из-за ее любви к сладостям, и поднеся к своему бульдогообразному лицу сказал «Ооо!». Затем он приподнял лежащую рядом пудреницу и тоже сказал «Ооо!» с придыханием, восхищением, и приятной по мере сил улыбкой. Проделав это несколько раз, он сложил все обратно в баул, и потребовал два шиллинга за представление, каковые и заплатил граф Г. из своего кармана.

Лондон поразил путников обилием кирпичных домов, туманом и чистотой. Пока наемная карета стучала колесами по мощеным мостовым, Лесистратова успела заметить сотни лавок с дорогими товарами за стеклом, граф Г. удивился соборам и монументам, разбросанным там и сям, а Морозявкин заприметил краем глаза множество декольтированных красоток, резво носившихся по тротуарам, так что и слуги не всегда за ними поспевали.

В вечерний час, навалившийся уже весьма скоро, зажигали все фонари, которые светились подобно мириадам светлячков, и представляли собой невиданное по тем временам зрелище. Принцам, кои въезжали в британское королевство в первый раз, обычно казалось что город иллюминирован специально для них. Ночлег был найден в одном из многочисленных трактиров, при котором имелись меблированные комнаты. После плотного по английским меркам ужина, состоявшего лишь из бифштекса и местного сыра, утомленные путники отошли ко сну.

Наутро мамзель Лесистратова, как ей ни хотелось немедля пуститься в погоню за приключениями, решилась нанести визит российскому посланнику, так как пребывать в мировой столице с пашпортами сомнительного свойства было не слишком удобно. Наведя справки, она покатила к одному из малоприметных строений, потому что чересчур выдающихся зданий в городе не водилось, за исключением разве что Вестмистерского аббатства.

Несмотря на многочисленные жалобы сиятельного посланника на недостаточность тех средств, которыми снабжала его российская империя, а также на крайнюю дороговизну жизни в Лондоне, Лизе удалось раздобыть не только превосходные бумаги, но и немалую толику звонких монет, необходимых для добросовестного исполнения их нелегкой миссии за границей. Как всегда обретение богатства, пусть даже небольшого, подействовало на нее освежающе и привело в хорошее настроение. Она даже бросила шиллинг какому-то оборванцу на улице, которых здесь было полно, и все попрошайки.

В это время граф Г. и Морозявкин уже успели проснуться, умыться и даже откушать в трактире завтрак в виде крепкого чая и тостов с маслом, поэтому они не особенно удивились лизиной энергичности, и даже изъявили желание составить ей компанию. По дороге к Ковент-Гарден, проходящей мимо все тех же кирпичных домов, Морозявкин испытал острейший приступ ностальгии и и развел целую теорию о том, как ему надоело на чужбине и как душа его неудержимо рвется на родину.

– Рассудите здраво, господа, мы мотаемся по миру подобно какому-нибудь бочонку на волнах, а много ли с этого имеем? Богатство преходяще, впечатления смываются временем…

– Ну-ну, что же тебе так надоело? – поинтересовался у него граф по-отечески озабоченно.

– Всюду здесь одинаковые коричневые дома, и воздух забит угольной пылью, – сетовал Морозявкин, – есть кроме ростбифа и земляных яблок нечего… На всю страну один сорт сыра, именуемый Чеддер – я навел справки!

– О, это ужасно, – посочувствовал ему граф. – Долго оставаться в такой скучной стране никак нельзя. Но погоди, дружок, скоро наши приключения закончатся, и мы вернемся в милый сердцу Санкт-Петербург… Ужо закатим там пирушку!

– Надеждой жив человек! – ответствовал Вольдемар, а Лиза противу обыкновения не сказала ни слова. Она думала.

За этими разговорами кабриолет подкатил к площади Ковент-Гарден, построенной в XVII веке, и бывшей таким образом самой старой площадью города, с ее церковью св. Павла, про которую архитектор клялся заказчику, графу Бедфорду, что это будет прекраснейший сарай во всей Англии.

Бывший огород монахов Вестминстерского аббатства расцвел как никто не мог ожидать. Купол собора, построенного за счет введения нового налога на уголь, впечатлил графа Г., а Морозявкина на некоторое время даже вывел из ностальгической хандры. Монумент, возвышавшийся на 200 футов неподалеку для увековечения памяти великого лондонского пожара 1666 года, также внушал почтение.

Однако же вместо того чтобы внимательно осмотреть все эти достопримечательности, компания решила исходить площадь Ковент-Гарден вдоль и поперек, дабы смутное указание, полученное ими в испанских винных подземельях, обрело наконец искомый смысл.

– А может быть это лишь злая шутка? – поинтересовался Морозявкин, когда они обошли всю округу по периметру в третий раз кряду. – Может быть вещатель в бутылке просто пошутил? Или нам это все померещилось от излишних винных паров?

– Надо искать… и не думайте сбежать отсюда в театр «Ковент-Гарден» дабы посмотреть драму! – предупредила его Лизонька.