Павел и Авель

Однако как известно опытным путешественникам, чем больше ты странствуешь по свету, тем сильнее сливаются и сцепляются между собой достопримечательности и впечатления, образуя единое целое, так что уже невозможно разобрать, где кончается хвост одной исторической загогулины и начинается нос следующей. Да кроме того парижские приключения прошли на таком подъеме чувств, что воспоминания о них еще долго не давали спокойно спать графу Г. со товарищи. Посему неудивительно, что ни знаменитая орлеанская площадь Сент-Круа, где возвышался одноименный собор Сент-Круа, ни огромная площадь Белькур в Лионе, переименованная революцией в площадь Равенства, не произвели на них большого впечатления, хотя в другое время несомненно потрясли бы до глубины души.

Тем не менее с пересечением границы итальянской стороны путники почувствовали, что родина прекрасных художников, известных повсеместно, знаменитых писателей, философов и просто красивая страна магическим образом вытесняет из их сознания прошедшие невзгоды, и кровь начинает быстрее бежать по жилам. Именно в Италию стремились на учебу российские живописцы, именно здесь развлекалась знать, отсюда приходили оперы выдающихся композиторов, ставившиеся в крепостных театрах русских помещиков, словом уже тогда она считалась родиной всего изящного, почти как Франция, и даже занятнее.

Так что Турин, названный так по символу города – быку, с его Пьяцца Кастелло и Палаццо Мадама, отделанным архитектором Филиппо Юварра в стиле пьемонтского барокко, а также и Милан с его готическим собором Дуомо, украшенным роскошными витражами, уже не остались незамеченными.

Мамзель Лесистратова, сверившись с донесениями и депешами, а также пресловутой голубиной почтой и тем распятым ребусом, который навсегда остался запечатлен в ее сознании, почему-то решила что начать поиски следует в Венеции, а закончить в Риме. Впрочем, граф Г. подозревал, что итальянскую часть кампании Лизонька планировала исходя из собственных художественных пристрастий, так как была неравнодушна к венецианскому кружеву и римскому Колизею. А Морозявкин заподозрил даже, что ей хотелось увидать бои настоящих гладиаторов и кровожадно поворачивать палец книзу, требуя чтобы они непременно добивали поверженного противника. Однако граф Г. считал, что его приятель излишне мнителен.

Как бы то ни было, Венеция с ее роскошными дворцами и поэтическими каналами заставила компанию забыть о служебном долге и цели похода почти сразу же. Великолепная голубая лагуна зачаровывала, а правление венецианских дожей позволило городу превратиться в оплот торговли с далекими восточными землями, производящий величественное впечатление. Правда Венеция теперь была не слишком далеко от революционной и постреволюционной Франции, но сразу это ее не испортило.

– Ах, граф! – вскричала Лиза, в изумлении глядя на лагуну. – Какая красота! Вы не находите?

Граф посмотрел на лагуну и немедленно восхитился.

– Вы правы, мадемуазель! Она прекрасна и тиха. Недаром одно из прозвищ этого города – «La Serenissima», что значит по-итальянски «безмятежнейшая»!

– Откуда столь глубокие познания, граф? Вы меня просто поражаете! – Лесистратова очаровательно улыбнулась.

– Да, безмятежная – это сразу видно! Местное кисленькое винцо, знаете ли, способствует безмятежности и спокойствию души! – Морозявкин как всегда глядел в самую суть вопроса.

– А вам бы только пить! – Лиза была разочарована столь прозаическим подходом к жизни.

Однако Морозявкин вовсе не собирался сдавать позиции.

– Ну что ж, куда пойдем в этом очаровательном городе в первую очередь? Я присмотрел отличный винный погребок, там есть и кьянти, и..

– В этом очаровательном городе, сударь, как и во всех прочих, нам надлежит в первую очередь помнить о своем долге! Ву комперене? – агентесса не желала допустить падения дисциплины, по крайней мере так быстро.

– О, дисциплина – это свято! Я почтительно умолкаю… – Морозявкин переключил свое внимание над чаек, парящих над лагуной и пытающихся поймать там рыбку. Прищурив один глаз, он ловко швырнул камень – и попал. Чайка с криком волоча подбитое крыло уковыляла по песку прочь.

– Ну вот, не дали ей съесть добычу… Кстати о дарах моря – тут, господа, знаете ли, отменный рыбный базар… Не сходить ли нам? – поинтересовалась Лесистратова как бы вскользь.

– Разумеется, мадемуазель! Каждому ведь хочется и рыбку съесть, и винца… и повеселиться! – докончил Вольдемар, вовремя заметив недоброе выражение лица Лизы.

Рыбный базар в Венеции уже в те годы привлекал всеобщее внимание. Там было на что посмотреть, например на морских окуней, чьи головы были выставлены напоказ, они лежали беззвучно шевеля оранжевыми губами, вызывая любопытство прохожих, имелся и жуткий морской черт, который казалось и на прилавке продолжал гнаться за мелкими рыбешками, своей обычной добычей. Удивительные марлины задирали вверх похожие на мечи пасти.