Павел I

Пугачев приехал в Яицкий городок в ноябре, через полгода после задушения смуты – в разгар неотмщенной обиды уцелевших казаков. Как человек бывалый, он, исходя из собственного опыта, стал давать новым знакомцам житейские советы: в том смысле, что чем продолжать мучиться – лучше уходить в бега на вольные земли, где никто не тронет: за Кубань да на Терек. На Пугачева донесли, его взяли и увезли в Казань на следствие. За окончательным решением бумаги Пугачева послали в Петербург, в Тайную канцелярию. А поелику цивилизация только тогда просачивается в следственные органы, когда на то есть высочайшая милость к близстоящим подданным, а во всех прочих дальних случаях к цивилизации взывать бессмысленно, то в Тайной канцелярии сочли советы Пугачева яицким казакам особо вредными и определили, чтобы бить его кнутом и послать в Пелым на каторгу. 1-го июня 1773 года казанская губернская канцелярия получила из Петербурга решение о Пугачеве. Но того уже не было в казанском остроге – три дня тому, 29-го мая, он сбежал.

В тот же день, 29-го мая, в другом конце Европы, в Любеке, отчалила от берега флотилия из трех русских судов: на фрегате «Святой Марк» – ландграфиня Гессен-Дармштадтская с тремя дочерьми, одна из которых – Вильгельмина – предназначена для великого русского князя Павла.

Пока ландграфиня с дочерьми плыла из Любека в Ревель, пока их везли из Ревеля в Гатчину, пока великий русский князь в волнении записывал в дневник свои чувства об ожидании невесты («все эти дни я живо беспокоился, хотя чувствовал и радость <…>»), пока совершалась встреча с невестой, – Пугачев добрался до казачьих хуторов в окрестностях Яицкого городка. Беглые после прошлогодней смуты прятались у приятелей и говорили между собой: «И заступить-де за нас некому. Сотников же наших, кои было вступились за войско, били кнутом и послали в ссылку. И так-де мы вконец разорились и разоряемся. Теперь-де мы укрываемся, а как пойманы будем, то и нам, как сотникам, видно, также пострадать будет. И чрез ето-де мы погибнем» ( Пугачев. С. 71).

Однажды, бывши в бане с казаком, в умете у которого он укрывался, Пугачев был спрошен от того казака: «Что-де ето у тебя на груди за знаки?» – А знаки те были рубцы да шрамы, и Пугачев отвечал: «Ето-де знаки государевы <…>. Я-де сам государь Петр Федорович <…>. Естли бы яицкия казаки войсковой руки, умныя люди, ко мне приехали, то бы я с ними погутарил». – Умные люди приехали: «Ты ли надежда-государь наш Петр Федорович? – спросили они. – Покажи-тка-де, государь, нам царския знаки, чтоб было вам чему верить, и не прогневайся». – Пугачев взял ножик, разрезал от пупа до ворота рубаху и показал казакам свои рубцы: «Когда-де в Петербурге против меня возмутились, так ето гвардионцы кололи штыками». Казаки осмотрели государя и спросили, отчего у него на левом виске пятно, на что государь отвечал, что ето-де царский герб – российский орел ( Пугачев. С. 71–72, 74, 265).

Казаки подумали и решили: быть Пугачеву царем, выгнать из Яицкого городка всех начальников и править там самим. «Естли Бог поможет мне воцариться, – сказал Пугачев, – то Яицкому городку быть вместо Москвы или Петербурга, а яицким казакам над всеми иметь первенство» ( Пугачев. С. 76–77).

И было сие в конце августа – начале сентября 1773 года. Как раз только что в Петербурге совершилось миропомазание принцессы Гессен-Дармштадтской Вильгельмины, и по вступлении в православный закон она была наречена: Наталья Алексеевна. 16-го августа состоялось обручение великого князя Павла Петровича с Натальей Алексеевной, и Петербург стал готовиться к свадьбе.18-го сентября, в разгар петербургских приготовлений, яицкие казаки с Пугачевым и развернутыми знаменами во главе двинулись на Яицкий городок. Го – родок взять не довелось, и войско, обрастая по ходу своего движения новыми волонтерами, двинулось штурмовать близлежащие крепости. Всех, кто противился присяге государю Петру Третьему, истребляли на месте сопротивления. Дворян рубили и вешали: казаки искали безраздельного первенства в новом государстве.

Во взятых крепостях Пугачева встречали хлебом и солью. По Заволжью и Предуралью разносились манифесты похитителя царского имени: