Павел I

«Тысячью великой и высокой и государственный владетель над цветущем селении, всем от Бога сотворенным людям самодержец <…> милостив и милосерд, сожелительное сердце имеющей государь император Петр Федорович, и царь российской, во всем свете славной, в верности свят <…>, всем армиям государь <…>, от всех государей и государынь отменной <…>, всемилостивейший, правосуднейший, грознейший и страшнейший, прозорливый <…> светлый государь мира, я, великий воитель, самодержавный властелин всех летучих и простых людей разных стран и областей, во все времена держащий их в своей руке и воле <…>. Да будет вам известно всем, что действительно я сам великий. <…> Заблудившия, изнурительныя, в печале находящиеся, по мне скучившияся, услыша мое имя, ко мне <…> без всякого сомнения идите и, как прежде сего ваши отцы и деды, моим отцам и дедам же служа, выходили против злодеев в походы, проливали кровь, <…> так и вы ко мне верно, душевно и усердно <идите> к моему светлому лицу и сладкоязычному вашему государю <…>. Тех, кто сам видит мое благородное лицо и прекрасный образ или в мыслях и сознании возвеличит меня, близко узнав, искренней душой, языком, делом и горячим сердцем и честию верит мне, таких людей, конечно, я буду жаловать вашими землями, водами, рыбными ловлями, покосами, пашнями, лесом, порохом, деньгами, свинцом, хлебом, солью и прочим. Кто не повинуется и противится: бояр, генерал, майор, капитан и иные – голову рубить, имение взять. Стойте против них. <…> В одно время они вас объедали, лишали моих рабов воли и свободы, сейчас вы их рубите, но если не подчиняются. Кто повинуется, тот не противник – того не трогайте. Кто признает меня, кто нашел прямой путь ко мне – пусть несет воинскую службу. <…> А ежели моему указу противиться будити, то вскорости восчувствуити на себя праведный мой гнев, и власти Всевышняго Создателя нашего избегнуть не можете <…>. Чтобы верили: сам я, Петр Федорович, подписался тако: Я самый Петр Третий» (Документы ставки Пугачева. С. 25, 30, 32, 37, 28, 27, 37, 31, 37).

«И я прошол прямо в церковь, – вспоминал Пугачев о первой победе своего войска, велел петь молебен и упоминать на ектениях государя Петра Федоровича, а государыню исключить, выговоря при том: – Когда-де Бог меня донесет в Петербург, то зашлю ее в монастырь, и пущай за грехи свои Бога молит. А у бояр-де сёла и деревни отберу, а буду жаловать их деньгами. А которыми я лишон престола, тех без всякой пощады перевешаю. Сын-де мой – человек еще молодой, так он меня и не знает. – А между тем плакал пред Богом, говоря при том: – Дай Бог, чтоб я мог дойти до Петербурга и сына своего увидел здорова. <…> И плакал, вспоминаючи в малолетстве якобы своего сына, государя цесаревича и великого князя Павла Петровича, дабы чрез то более удостоверить простой народ в моей пользе» (Пугачев. С. 82, 88–89).

Сын тем временем торжественно бракосочетался – 29-го сентября «свадьба была совершена с чрезвычайною пышностью и торжественностью, – извещает летописец. – Невеста была убрана к венцу статс-дамами; ландграфиня с дочерьми явилась к Екатерине в 11 часов; вслед за тем процессия двинулась в Казанский собор. Войска были выстроены по обе стороны улиц; балконы, окна наполнены были нарядною публикою; за окно платилось до 60 р. <…> Камер-юнкеры и камергеры гарцовали верхами перед каретою Екатерины, запряженною восемью лошадьми; императрица была одета в русском платье из алого атласа, вышитом жемчугами, в мантии, опушенной горностаем и по которой вышиты были императорские орлы; противу нея поместились Павел Петрович и Наталья Алексеевна <…>. Во время молебствия произведена была салютационная пальба <…>; площади и улицы кишили народом. В четыре часа, после того как Екатерина приняла поздравления, сели за стол <…>. Здравия пили при пушечной пальбе <…>. – Утро 30 сентября посвящено было поздравлениям. Затем парадный обед <…> Вечером бал <…>. – 1 октября даны были народу жареные быки, выставленные на площади против Зимнего дворца <…>, и пущено было из нарочно сделанных фонтанов виноградное вино. Затем обед у новобрачных <…>. – 4 октября парадный спектакль в придворном театре: опера Психея и Купидон» (Кобеко. С. 97–98, 96).

5-го октября армия Пугачева подошла к Оренбургу, и началась затяжная осада столицы здешнего края. «Не стану тратить людей, – говорил Пугачев казакам, – а выморю город мором» (Пушкин. Т. 8. С. 129). Между тем отряды Пугачева разъезжали по ближним и дальним оренбургским окрестностям, умножая свое казацкое первенство час от часу. В разгульный спектакль включались новые и новые исполнители.

К воскресшему государю приезжали с обнадеживающими вестями от сына. Один раз прибыл казак из Петербурга.

– Што ш народ-ат про меня говорит? – спросил у него Пугачев.

– Народ-де ничево не знает, – отвечал казак, – а только-де бояра меж себя шушукают. А збираютца-де оне, да и государыня-та ехать за море.