Из дневника жены брата:В небольшой комнате сидели: «Трофимов, Бродский
[269], Гурвич (бывший ученик П[авла] Н[иколаевича]), председатель Горкома и еще какой-то человек. Лицо Трофимова понравилось П[авлу] Н[иколаевичу]: мягкое, с хорошей улыбкой, и выдержанный. Комната была набита художниками. Т[рофимов] и Б[родский] тут же за столом обедали, как только они кончили, тут же попросили Филонова. Бродский представил: Филонов — Трофимов. Т[рофимо]в сказал: „Во-первых, я рад с вами познакомиться, во-вторых, мы рады, что вы согласились с нами работать, а в-третьих, что вы выбрали Днепрострой. Вы были, верно, на моем докладе и знаете наш план“. П[авел] Николаевич] сказал, что о собрании он не знал, с планом не знаком, а на Днепрострой и не думал ехать. Тут Т[рофимов] стал убеждать именно поехать на Днепрострой. „У меня нет экономической базы, на поездки много времени уйдет“, „Тогда предложите свою тему“. П[авел] Николаевич] настаивал, чтобы они дали тему, а Т[рофимо]в настаивал, чтобы П[авел] Николаевич] ее выбрал. Разошлись на том, что П.Н. подумает и завтра 25-го даст ответ».
25-го [марта].П[авел] Николаевич] отправился в Реввоенсовет. Возвратился в 10 часов. <…> с Трофимовым, в присутствии Бродского (который, по-моему, держал себя не как джентльмен), у П[авла] Николаевича] произошел крупный разговор. В результате П[авел] Николаевич] заказа не получил.
2-ое апреля.Вечером встретила Суворова на улице. Говорил, что работает над своим заказом для РВС. И сказал: «Жаль, что П[авел] Николаевич] отказался. Он иначе поступить не мог. Вы знаете, что он бескорыстен. Он предлагал Трофимову сделать картину даром или же получить высшую ставку».
«Как только ушел П[авел] Николаевич], ко мне подошли Бродский и Б. Гурвич (это говорит Суворов, бывший ученик брата). Бродский недоумевал, что П[авел] Николаевич] так опрометчиво поступил, предсказывал большие неприятности и что последствия скажутся лет на пять. „Мне платят много, так как у меня картина большая. Я знаю, что вся моя картина не стоит маленького кусочка работы Филонова. Но ведь Т[рофимо]в этого не понимает“».
Подошел Трофимов к Суворову (пишет Екатерина Александровна) и спросил, ученик ли он П[авла] Николаевича]; получив утвердительный ответ, он сказал: «Вы его должны знать, чем вы объясняете, что он с нами спорил о расценке?» «Не могу вам объяснить. Он всегда работал с нами даром». «Не можете ли вы повлиять на него, чтобы он переменил свое решение?»
После этого разговора Бродский, Гурвич и Суворов стали обсуждать вопрос, как повлиять на П[авла] Николаевича].
«<…> Вам, если разрешите, скажу несколько слов. Прошло со времени разговора столько дней, вы находите, что для П[авла] Николаевича] создалось нежелательное положение, вы ему сочувствуете, почему же вы тотчас же не передали ему ваш разговор с Б[родским] и Трофимовым]? „Я стеснялся, я боялся, что П[авел] Николаевич] меня не примет“, „Вы могли передать через вашу жену Закликовскую, которая теперь с ним работает“.
Говорили, что они решили выбрать ходатаем Глебова».
А вот записи брата.
25-ое марта.Около 4 1/2 пришел в Горком… Т[оварищ] Трофимов предложил мне дать мою тему письменно. Он сказал: «Как же так — вы руководитель идеологической группы ваших товарищей не можете выбрать себе темы». Я ответил: «При той травле, которая на меня организована, было бы промахом выбрать самому тему, когда черносотенец Исаков, царский чиновник, одним росчерком пера хоронит результаты всей моей жизни… Пишет обо мне подлейшую статью, а музей ею торгует, мне, делающему революцию в искусстве, приходится действовать осторожно, как подпольщику».
Я дал ему тему в общем и, по его просьбе, изложил перемену темы письменно.