Художественное кредо группы декретировано соответствующими лозунгами как метод «аналитического искусства». Но как можно воспринять этот лозунг? «Анализ» филоновцев, как нам кажется, лежит не в плоскости художественной, а скорее в тематике, то есть в центре анализа — в том нагромождении деталей «литературных» подробностей определенной темы. Что же касается изобразительных средств, то они далеко не в плане «анализа», а скорее синтеза; определенной продуманности, а подчас и преднамеренности, являющейся результатом тех формальных основ искусства главы этой группы Филонова, которые сильно сказываются в работе группы в целом.
Сложность всех композиций, сверху до низу заполненных фигурами, пейзажем, зданиями и т. д., часто образующих хаотические конгломераты, делает их похожими на сны, где элементы действительности по прихоти творческого воображения соединяются в небывалые комбинации…
Во всяком случае, выставка филоновцев задевает зрителя, заставляет его серьезно призадуматься над путями творческого процесса и не оставляет его равнодушным, так как затрагивает глубоко-жизненные вопросы современности и делает это в таких формах, которые поражают своим дерзанием и новизной <…>
Можно пожелать, чтобы молодая группа дальше работала над поставленными себе проблемами и внесла бы в свою работу больше ясности, которая приблизила бы их большой труд к пониманию широких масс трудящихся.
И. Гурвич [904]
Три выставки (в порядке дискуссии)
Выставка школы Филонова [905]
Это не выставка в обычном смысле того слова. Это — стенная живопись, фрески, предназначенные для украшения стен классического типа здания. Обычно живописцы считаются с архитектоникой помещения. В данном случае — наоборот — живописные украшения пытались задушить старое здание, концентрируя внимание на новой живописи.
Эти громадные полотна пытаются разрешить проблему человека и отобразить нашу эпоху. Задача весьма ответственная и серьезная. В виду того, что человек доминирует в этих фресках, остановимся на этой проблеме. Люди, изображаемые Филоновым, как и вся живопись его школы, болезненны. Люди превращены в мелких физических уродов. Это скорее от смерти, чем от жизни. Особенно запоминаются пионеры, где это характернее чувствуется. И вот эти люди на полотнах действуют, делают что-то, борются с капитализмом! Кто же эти люди? Кого эти изуродованные люди изображают? Нас, нашу эпоху. Людей страны Советов.
Я себе представляю: лет через пятьдесят люди, глядя на фрески Филонова (а холсты хороши, краски прочные — выдержат), постараются изучить нас и нашу эпоху. Они будут весьма удивлены, как и мы с вами удивляемся, ибо все это выдумано. Это же не мы, это — гнилой Запад! Художники Запада, понимающие, что такое загнивание капитализма, именно так изображают современную Европу (графика Гросса, Дикса и многих современных немецких художников). Это — не мы, это — не наше. Это — не от нашего здорового класса, это от изысканной, сверху красивой, внутри гниющей старой культуры. И если где филоновцы приближаются к тому, что роднит их с настоящим, это — в их большой скульптуре, это в их большом барельефе. Но им это, видимо, меньше всего нравится.
Техника этих больших полотен отличается большим достоинством. Есть места прекрасно сделанные, как по композиции, так и по живописи, с большим пониманием материала, так что термин «мастера» (с некоторыми оговорками), пожалуй, можно принять.
Выводы: Филонов пережил большую эволюцию. Если вспомнить его предыдущие вещи (кажется, он называл их «вводом в мировой рассвет»), где был вытравлен принципиально всякий намек на нечто живое и земное, где была одна сплошная комбинация цвета, то, конечно, Филонов двигается к земным берегам. Но тяжело двигается. Тяжело думает Филонов. Весь груз тысячелетий путается в мировоззрении Филонова. Нет ясности и конкретности. Куда пойдет Филонов, трудно сказать. Филонову нужно выбираться из своей комнатной философии. Если Филонов почувствует по-настоящему, что такое массы, и будет прислушиваться к массам, — он и его ученики могут многое сделать. Но сделают ли они, вопрос будущего.
Ревизор на Удельной [906]
Только отсутствием какой бы то ни было ответственности можно объяснить весь тот кавардак, который преподнес Терентьев в «Ревизоре».
<…> Терентьев, по существу говоря, никаких социально-художественных целей в своей постановке «Ревизора» перед собой не ставил.
Типичнейший «Лефовец» [907]в искусстве, он пытается «поразить» советского зрителя (как и чем — ему безразлично), перемейерхольдить Мейерхольда (зачем — это тоже безразлично), выкинуть какой-нибудь трюк ради трюка. В итоге худшие традиции футуризма находят своего горячего адепта в лице Терентьева.