Читаем Павел Филонов: реальность и мифы полностью

При обзоре правого сектора выставки приходится центр тяжести переносить на тему и на то, насколько совершенно выполнил свою задачу автор. С этой точки зрения «Выставка» не дает ничего нового. <…> В своей «декларации» Филонов шлет привет «за бытовую нужность его работы» Хигеру — автору «Шамана», вещи определенно натуралистической. Но все дело в том, что таких скромных, внимательных мастеров среди правых немного, раз, два и обчелся. <…>

Но если от правых перейти в циркуль, к «левым», то картина выставки сразу же резко меняется. Прямо поразительно. Казалось бы, от левых как от заядлых формалистов, толкующих о беспредметности, о кубизме, о матерьяле, фактуре, нечего и ждать отклика на запросы дня. <…> Атмосфера Революции здесь своя, родная. Под ее давлением формируется и выявляется художник. <…> Эта революционность сказывается и вне тем, в самом характере художественных устремлений.

При всей кажущейся противоречивости отдельных группировок «левых» в них можно установить две главные линии: лабораторно-исследовательскую работу, производимую каждой из группировок, и наряду с нею — вещи, выявляющие основной уклон данной группы, данного объединения. <…>

Может, конечно, показаться, что в работах «левых» чрезмерно преобладает анализ, а между тем создание художника всегда синтетично. Филонов в декларации своей определенно нападает на весь художественный «право-левый» фронт, обвиняя его в «схоластическом отвлечении от предмета только двух его предикатов: формы — цвета». Как обобщение огромной массы явлений, это, пожалуй, и правильно. Но исключений из этого правила — уйма. Филонов сам указывает их: древнерусское искусство, передвижники — Суриков, Савицкий. Можно уверенно сказать, что положение это держится на исключениях. И если забыть о той напряженной борьбе, которая идет между отдельными фракциями «левых», а борьба всегда показатель жизненности, о к числу подлинно синтетических вещей придется отнести не только вещи самого Филонова, но и «Моряка-скитальца» [899]Татлина и длинный ряд других.

Не останавливаясь на работе отдельных групп (это тема особой статьи), подведем итоги:

Здесь, в циркуле, перед нами не бегемотова кожа, но и не mimosa pudica; здесь здоровая художественная сила, трезво, бодро смотрящая в глаза будущему, с засученными рукавами готовящаяся к моменту, когда рабочая власть призовет к повседневной работе над воссозданием нашей промышленности.

<p>Э.Г. (Э. Ф. Голлербах)</p><p>Школа Филонова <sup><a l:href="#n_900" type="note">[900]</a></sup>(Выставка в «Доме печати»)</p>

Общественно-политический гротеск с уклоном в патологическую анатомию — вот точное определение того, что выставила в «Доме печати» школа Филонова.

В этих полужанровых, полусимволических картинах (есть и одна скульптура, не лишенная цирковой экспрессии), в картинах, кошмарных, как галлюцинации помешанного, есть признаки фанатической любви к живописи и, наряду с пылким художественным темпераментом, есть проблески вдумчивого отношения к композиционным задачам. Но не следует думать, что попытки «вскрыть» анатомию человеческого тела в соединении с лихорадочной сумятицей красок дают основание считать эту живопись «аналитическим искусством». Нужны ли такие широкие и обобщающие термины, когда выставляются работы трех десятков молодых художников? И разве так необходимо подводить какой-то «научный базис» под эти затейливые упражнения? Художники вообще плохо «рассуждают» (их дело творить, а не «рассуждать»), но совсем плохо, когда они придумывают «боевую идеологию».

Не угодно ли: «Дай дорогу высокообразованному (?), аналитически мыслящему ученику и мастеру» (кому же, ученику или мастеру?). Так как точной науки и экономики искусства нет, то мы говорим: «дай дорогу аналитическому искусству в это темное царство самых отвратительных суеверий и шантажа, действуй своим анализом как серной кислотой, прежде всего в самом себе и самого себя очисти от того хлама понятий, который в тебя, как в помойную яму (sic), валило это темное царство».

«При аналитической системе педагогика <…> должна сделать новый вид мастера исследователя, у которого не может быть сомнений, так как у него определенно и верно поставлена цель действия искусством в исчерпывающем объеме… Он умеет делать любую форму любой формой (?), т. е. писать и делать в области искусства буквально все, что ему надо, с максимумом мастерства (?), как полный господин ремесла искусства».

Перейти на страницу:

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии