Утро заканчивалось, дело шло к полудню, а грохот молота не прекращался. Женщина принесла было еду, но Джон не подпустил ее к мужу мелькающий молот мог запросто размозжить ей голову. К первым сумеркам куча камней достигла высоты в шесть футов и загородила слепого от Джона. Монах передвинулся с того места, где колени уже выдавили ямки в твердой почве, на новое, чтобы видеть его. Короткий день погас, однако человеку с молотом свет был не нужен. Молот размеренно звенел - и в конце концов Джон разгадал цель этого человека. Простеревшись на земле, он стал молиться горячее прежнего. Несколько часов спустя, невзирая на ледяной ветер, он заснул. Проснулся почти совсем закоченевший. Перед ним во мраке мерно бил молот. Женщина вернулась поутру и принесла под своей теплой накидкой ребенка. Кто-то из соседей принес пищу, но она отказалась взять. Тело Джона сводила судорога, руки и ноги посинели от холода. Днем ветер усилился, его вой на пустоши превратился в рев.
Странные эти дорсетские крестьяне, темные души. Приходили по одному и группками, усаживались на корточки, глядели - и хоть бы один попробовал остановить работающего. Впрочем, что толку, он бы снова взялся за свое - с той же неотвратимостью, с какой этот ветрище раз за разом возвращается с пустошей. Молот не уни-мался с рассвета до заката; к ветру добавился дождь, ряса у Джона на спине промокла насквозь. Но он не обращал внимания ни на холод, ни на боли в животе и бедрах, ни на шум в ушах. Древние боги это бы уразумели, думал он,- те, которые днем, с рыком, обливаясь потом, выпускали друг другу кишки в нескончаемой битве не на жизнь, а на смерть, и к вечеру гибли, но наутро восставали из мертвых, проведя ночь на пиру в своем дворце в Валгалле. Ну а христианский Бог, доступно ли это Ему? Одобрил бы он кровавые жертвоприношения так же, как он принимает пытки ведьм и колдунов? Конечно же, - отвечало Джону его помутившееся от усталости сознание, потому как Он того же поля ягода. Пьет Он кровь людскую и пожирает плоть их. Таинства его - суть труд и нищета и боль без конца и края и без надежды...
Ко второму рассвету кучи вырубленного камня протянулись на много ярдов. Молот по-прежнему обрушивался на камень - теперь беспорядочней, откалывая всё большие глыбы. Вот вам камни для дворцов богатеев, вот вам для соборов во славу Рима... Яростный ветер ревел средь холмов, с хлопаньем теребил накидку женщины, которая все сидела и сидела - с коровьим терпением, руки скрещены на животе, в глазах стынет лишь наполовину осознанная боль. Джон рухнул, сморенный, - ноги больше не держали, ладони смерзлись в молитвенном положении. А жители деревушки с порогов своих лачуг глазели через пустошь на происходящее.
И все же этому пришел конец. Жертвоприношение было свершено и принято. Камнедробильщик лежал лицом вниз - таким ему суждено было войти в грядущие легенды. На шее могуче пульсировала вена, изо рта и ноздрей хлестала темная кровь, а тело дергалось и выгибалось, ища последнего покоя. Джон подполз к нему на неслушающихся коленях и руках, но уже раньше он знал, что тот мертв.
Захрустев суставами, монах кое-как поднялся. Стоящая неподалеку женщина тупо глядела тусклыми глазами, едва видимая в окружении серых каменистых склонов. Ее тень, тощая и длинная, качалась на поросших травой кочках пустоши.
Брат Джон медленно повернулся - в голове снова застучало-заколотило и поднял белое как мел лицо горе, где вспыхнула таинственная светящаяся сфера. Она полыхала все ярче и ярче - космическое видение, шар, невозможным образом зависнувший в бушующих небесах. Джон хрипло вскрикнул и воздел руки, а тем временем вокруг шара образовался жемчужно-ослепительный ореол. Затем возник еще один круг, и еще, они загромоздили все небо, обжигающим холодом наполнили всю твердь небесную, и вот их диаметры слились и превратились в крест, охваченный серебристым буйно скачущим пламенем. Там, где перекладины креста сходились, пылали другие сферы - видимо-невидимо солнц, весь райский строй. И Джон теперь очетливо различал, как рои огненных ангелов снуют вверх-вниз. С той стороны лились громкие звуки сладостные и радостные напевы, которые входили в его утомленный мозг, подобно острию меча. Он снова беззвучно вскрикнул и ринулся вперед, неуклюже переваливаясь, а за ним скакала и металась из стороны в сторону его исполинская тень...
И вот уже люди мчатся - через пустоши, по деревенским улицам, устремляясь от него в разные стороны, крича на всех углах, стуча во все двери, - и с быстротой невероятной расходится новость: брату Джону было видение, рай разверзся перед ним во всем своем величии! От дома к дому прибавлялись все новые детали, покуда не оказалось, что сам Господь глянул на Джона ясными глазами из небесной радуги.