Павана

В тесной хижине с низким потолком стоял кислый запах; где-то заходился в крике младенец; подле очага собака зубами искала на себе блох. Пригнувшись, низкорослый монах вошел внутрь; женщина плотно притворила за ним дверь, намотав веревку на крюк.

- Мы тут всегда в темноте, - прошептала она, - он считает, что это может пособить...

Джон осторожно прошел вперед. У огня, сложив руки на коленях, неподвижно сидел мужчина в непритязательной одежде каменотеса - короткая куртка с кожаными вставками и клетчатые штаны, как у шотландских горцев. Рядом с ним на неструганом столе стояла тарелка с начатым обедом и пивная кружка, на каминной доске лежала нераскуренная трубка. Чрезмерно отросшие волосы жирными лохмами свешивались за ушами; но глаз под черными густыми прямыми бровями видно не было - для зашиты их от света вокруг головы был повязан цветной носовой платок.

- Он пришел, - робко сказала женщина. - Не сомневайся, брат Джон тебя вылечит... - Она положила руку на плечо мужчины. Тот ничего не ответил, только осторожно нашел ее руку и сбросил прочь. Женщина, сдерживая слезы, повернулась к монаху. С отчаянием в голосе она сказала: - Это началося месяцев шесть тому, ежели не боле. Попервоначалу ему думалося... это было навроде паутины по всему лицу. А потом обезглазел - только солнце и видит. И все приговаривал: "Темно-то как!" И снова: "Темно-то как!"

- Сестра, - спокойно сказал Джон, - есть ли у вас фонарь? Или факел?

Она молча кивнула, не спуская взгляда с его лица.

- Так несите!

Женщина принесла фонарь, зажгла щепкой из очага. Джон установил его так, чтобы свет из окошечка падал на лицо слепого.

- Дайте-ка погляжу...

Под повязкой оказались черные, свирепые глаза - под стать всему горделивому и суровому лицу. Брат Джон приподнял фонарь, чтобы луч света упал на зрачки, взялся пальцами за подбородок больного и стал ворочать голову из стороны в сторону. Он долго разглядывал отражающую свет молочную белизну бельм, потом опустил лампу на каминную доску и после длительного молчания произнес:

- Ничем не могу помочь - только молитвой...

Женщина оторопело уставилась на него, потом снова разрыдалась, сжимая рот рукой.

Джон заночевал на соломе в пристройке, все время что-то бормоча и кашляя. Лишь ближе к рассвету трубы и барабаны в его мозгу смолкли, и он сумел забыться сном.

Каменотес встал с первыми лучами солнца, бесшумно, не торопясь оделся. Рядом, ровно дыша, лежала жена. Он коснулся ее руки, и женщина замычала во сне. Он отошел от нее и пересек каморку, огрубевшие пальцы сноровисто ощупывали мебель и знакомые спинки стульев. Он развязал ремень на дверной задвижке, и в лицо пахнуло утренней свежестью, воздух был холоден и влажен. Вне дома мужчина ориентировался уже не на ощупь. Жизнь местных жителей вращалась вокруг обработки камня - небольшие каменоломни, разбросанные в горах, передавались от отцов к сыновьям. На протяжении множества лет его ступни и ступни его предков пробили через пустошь тропинку-колею - от дома к горам. Он пошел по ней, подняв голову, чтобы остатками зрения впитывать размытое серое мерцание - все, что ему было доступно от этого рассвета. По привычке он захватил фонарь, который во время ходьбы глухо постукивал по его бедру. Мужчина дошел до каменоломни, отложил в сторону шест, символически закрывавший вход, затем нащупал свои инструменты, ласково провел ладонями по гладким-прегладким рукоятям - стало быть, немало он трудился, коли они так стерлись! - и принялся за работу.

Разбуженный отдаленным звуком молота, Джон отряхнулся от болезненного кошмара и приподнял голову - определить, откуда идет стук. Затем неспешно встал, сунул ступни в заботливо приготовленные для него сандалии и вышел на морозный утренний воздух - при ходьбе изо рта вырывались облачка пара.

Женщина уже была в каменоломне - она сидела у входа, вперившись вглядом в одну точку. Изнутри доносились размеренные удары - слепой обрабатывал камень, ощупью определяя форму и производя измерения. У входа в каменоломню громоздилась куча неотесанных глыб. Покуда Джон рассматривал их, каменотес приволок еще одну и уверенным шагом вернулся на рабочее место.

Женщина вопросительно уставилась на брата Джона.

- Я могу только молиться, - покачал он головой. - Только молиться...