И просто этюды. И портреты. Ничего особенного, без изысков – несколько линий, пара верных штрихов: ради собственного удовольствия, без иной цели. Само собой, иногда рождались эскизы одежды. В основной – светской, но временами Гаррель хулиганил и пытался усовершенствовать облик жрецов, дорабатывая дизайн их облачения. Иногда работал над этой идеей серьезно, иногда откровенно валял дурака, облачая Треклятых в совершенно сумасшедшие футуристические одеяния.
Вскоре начало происходить то, о чем предупреждал в приветствии настоятель. Ряды неофитов стали редеть. Писатель-фантазер Джаррель, который успел всем надоесть жалобами на некие упущенные возможности в своей бессмысленной жизни, во время обеденного отдыха вышел побродить на новое кладбище, когда же его позвали обратно в теплицу, он подошел к краю плато и прыгнул в пропасть.
– Оттуда и костей не достать, – так сказал остальным неофитам брат Юону, которому довелось дежурить в то время на стене со стороны нового кладбища. – Зато будет, чем ясноглазикам поживиться.
Вторым выбыл Оаррель – проштрафившийся, попавший в опалу и вынужденный скрываться репортер «Голоса Сената». Он спрятал во время ужина в рукаве балахона нож, ночью же зачем-то устроил переполох, требуя, чтобы в обитель Шу-Арреля Раздосадованного вызвали представителей комиссии по правам арсов. Оарреля удалось обезоружить и связать до того, как он нанес кому-либо или себе вред.
Здоровяк Уоррель, изобретатель, которому довелось поработать на мафию, задумал бежать. Когда ему и Гаррелю поручили вскопать дальний огород, он и поделился с модельером своим планом.
– Я ведь неплохой механик, – тихо проговорил Уоррель, наваливаясь на черенок лопаты. – Я уже работал в здешней ремонтной зоне, я выяснил, как в нее можно проникнуть после отбоя. Не проблема захватить паромобиль, проблема раскочегарить котел и продержать машину под парами достаточно долго, чтобы она смогла передвигаться с приличной скоростью.
Гаррель угрюмо хмыкнул. Одно дело костерить жрецов в тесном кругу своих, другое – плести заговор.
– Я давно наблюдаю за тобой, – продолжил Уоррель. – Похоже, ты – арс серьезный, и с тобой можно потолковать о деле. Надо бежать отсюда, Гаррель, пока Треклятые нас не заездили до смерти! – с жаром проговорил он, сверкая глазами, затем с силой воткнул лопату в землю и тронул Гарреля за локоть. – Что скажешь? Мне нужен компаньон, самому мне не осилить этот рывок.
Гаррель тоже вонзил лопату и принялся поправлять бинты на ладонях.
– Не торопись лить желчь. – Он старался говорить рассудительным тоном, насколько это было возможно под пронизывающим ветром. – Все мы сейчас под тройным надзором.
– Слушай, остроухий, тащим отсюда хвосты! – продолжал стоять на своем Уоррель. – У меня есть кое-какие сбережения, так что за помощь отблагодарю, не сомневайся даже.
– А я говорю – подожди, – прошипел, раздражаясь, Гаррель. – Треклятые нас проверяют, разве это не понятно? Вычисляют тех, кто готов сломаться. Настоятель ведь сказал, что только достойным откроется путь в иные Сферы…
– Настоятель сказал, да? – Уоррель выпучил глаза и хохотнул. Затем торопливо оглянулся: не подсматривает ли кто? И заговорил, понизив голос: – Иные Сферы, да? Ты что, действительно веришь в этот бред? Ты такой же фанатик, как и Треклятые? Гаррель-Гаррель, ты – псих… – Уоррель покачал головой и взялся за лопату. – Давай так, я тебе ничего не говорил, ты ничего не слышал.
– Согласен, – ответил Гаррель.
– Конечно, ты согласен, – зло бросил Уоррель. – Вздумаешь языком болтать, сброшу в обрыв ясноглазикам на корм. Я с тобой как арс с арсом, а ты – тряпка. Слушай, а может быть, ты – неопределившийся? – Уоррель покосился на Гарреля. – Как я сразу не догадался. Теряю, видимо, чуйку…
– Не забивай себе голову чушью, – посоветовал Гаррель. – Спокойней спать будешь.
И они продолжили копать, расходясь в стороны.
4
Вечером же неофитам пришлось, как обычно, идти в храм. Они стояли шеренгой вдоль аркады, пошатываясь от усталости и воняя потом. Благовония и травы, тлеющие в жаровнях, словно решили посостязаться в силе запаха с арсами в грязных балахонах. Ясноглазик, предназначенный для заклания, оказался слишком резвым. Он яростно блеял, щелкал зубами и пытался лягнуть жрецов, которые прижимали его, стоя с двух сторон, к алтарному камню. Настоятель перерезал пушистую шею строптивого животного тоже не сразу. Лезвие ножа словно соскальзывало с натянутых, словно струны, жил, а когда же ясноглазик забился в агонии, оказалось, что его кровью забрызган и алтарь, и все те, кто стоял поблизости, включая неофитов.