Паутина миров

Матовое свечение иссякло. Тепло тоже. Как-то одновременно, точно щелкнули выключателем. Он снова был один на один с сумрачным, грязным пространством, а за окном все так же монотонно шелестел дождь.

Стало очень тяжело. Так тяжело, что одно из сердец Гарреля остановилось, и модельер, словно подкошенный, рухнул на пол.

Из последних сил он потянулся к матрацу, подцепил кончиками пальцев и придвинул к себе. Забрался под него, словно под одеяло. Уставился на дрожащий квадрат света, что падал из окна на высокий потолок. Больше всего в тот момент он желал, чтобы второе его сердце встало тоже. Но Смеющийся Бог был милосерден. Как всегда – до отвращения, до сардонической гримасы и боли в зубах милосерден.

…Он проснулся от шума.

На лестничной площадке громыхали тяжелые ботинки. Кто-то говорил, не особо таясь, но в то же время стараясь быть не слишком громким.

Хлопнула дверь, и квартиру в считаные мгновения заполнили силуэты. Заметались по стенам и полу пятна фонарей. Одно из них легло Гаррелю на лицо.

– Улыбайся, – проговорили снисходительно. – Это полиция.

2

Сквозь зарешеченное окно Гаррель видел дрожащие канаты фуникулера, редкие клубы угольного дыма и плакат с предвыборной рекламой на стене доходного дома напротив полицейского участка.

«Голосуй за Партию Традиций и Стабильности, лидер – лорд Орхо Со Нон Наррель! Нет бракам неопределившихся! Нет ереси! Нет богомерзкой науке!»

Ему казалось, что он изучил лицо лорда как свое собственное. Каждую чешуйку, каждый роговой вырост. Но стоило закрыть глаза, и он снова видел кровавую пену на губах Харреля-Но. И то, как модель бьет ладонями по оконным стеклам в неподдельном ужасе, словно собирается выпрыгнуть с двадцать третьего этажа.

К Гаррелю подошли. Дохнули застарелым перегаром. Забубнили с ленцой:

– Ходит слушок, что ты с неопределившимся забавлялся…

Гаррель поднял голову. Перед ним стоял плотный длиннорукий арс. Рыло потомственного алкоголика, вонючая одежда бродяжки, босые ноги, покрытые заскорузлой грязью.

– Эко же тебе не повезло… – сокамерник покачал головой, роговые наросты на которой походили на ржавые лохмотья. – Знаешь, что с такими, как ты, затейниками делают в Приветливом Доме? Заставляют переопределяться… но, может, тебе и понравится… – Он оскалился, показал гнилые зубы.

– Сядь на свое место и не порть воздух! – бросил ледяным тоном Гаррель.

Бродяжка отступил.

– Ухожу-ухожу. Меня-то подержат для виду и отпустят, потому что греха на мне нет. А вот тебе я не завидую, совсем не завидую.

В коридоре загремело. Кто-то шел, проводя дубинкой по решеткам. Бродяжка сейчас же отпрыгнул к своим нарам. Стук оборвался, за решеткой двери возник силуэт полицейского.

– Гаррель, То Нда Хо? – прозвучал скучный голос.

Гаррель встал, подошел к решетке.

– Это я.

Клацнул замок, дверь приоткрылась.

– Выходи.

Полицейский провел Гарреля в комнату для допросов. Модельер ожидал увидеть следователя, вот только следователя там не было. Вместо него на табурете сидел, ссутулившись, Треклятый Жрец в черном балахоне. Полицейский подтолкнул Гарреля ко второму табурету и проворно выскочил в коридор. Гаррель тоже кинулся к выходу, но дверь захлопнулась перед его носом.

– Смеющийся бог больше не улыбается тебе, – проскрипел жрец. – Скорби – зло пришло в Сферы!

– Я знаю, – ответил Гаррель, с трудом заставляя себя повернуться к Треклятому лицом.

– Сядь! – приказал жрец, и Гаррель чуть было не сел сразу возле порога. Но спохватился и подошел к табурету, опустился на сиденье. Настороженно поглядел на арса в черном балахоне. Под капюшоном тлели, точно две лампады, глаза, и пахло от жреца какими-то благовониями, Гаррель не мог понять – какими именно, все-таки он вел светский образ жизни и храмы любых богов обходил стороной.

– То Нда Хо Гаррель, – произнес, словно выругался, жрец, – нанес увечья своему сожителю Харрелю-Но, в результате чего тот временно лишился трудоспособности. Это ведь уже второй случай, когда тебя доставляют в участок по обвинению в хулиганстве и членовредительстве?

– Это так, безрадостный, – ответил Гаррель.

– Что произошло в первый раз? – Взгляд жреца уперся модельеру в переносицу, словно сверло.

Гаррель передернул плечами. Дело это было давнее, он надеялся, что все успело забыться. Ан нет. Полицейские архивы Первого Ареала помнят всё.

– Я был студентом. Учился на модельера одежды и обуви. Денег не хватало, – выдавал порциями Гаррель; врожденный страх перед Треклятыми Жрецами, которые всегда унылы вопреки заветам Шу-Арреля, мешал вести мысль.

– Продолжай, – потребовал жрец.

– Я подрабатывал на стройке. Чернорабочим. Мы возводили небоскреб банковского центра. И народ в чернорабочие шел всякий. В основном с окраин и из сел.