Паук из Башни

Старая кобра говорит, что моя мать была необычной магессой. Такие, как Монрай л’Мориа, рождаются не каждое тысячелетие, обожает повторять Алфина. Незамужняя и бездетная, старуха души не чаяла в Монрай и пророчила ей будущее великой волшебницы. Пока не появился Крогас ди’Аншвар, выкормыш Темноты, позор и проклятье рода л’Мориа. И хотя почти каждое слово Алфины, сказанное о моем отце, является проклятьем, несколько раз я все же слышал от нее, что «этот ублюдок был на редкость сильным черноязычником». Так получилось, что у пары тэнкрисов, редкостно одаренных в плане магии, уродился отпрыск, совершенно нечувствительный к магическому искусству. Еще одно громадное разочарование для Алфины. Но есть ночь, одна-единственная ночь, когда в одном-единственном месте во мне просыпается нечто. Я не знаю, откуда это берется и куда уходит, но на одну ночь в году я становлюсь магом. Жалкой тенью мага, если быть объективным. И каждый раз я спускаюсь вниз и читаю все заклинания из книги подряд, как бы глупо это ни было. Почему я делаю это? Потому что я точно не знаю, что делаю. Потому что раз в год я спускаюсь в комнату, в которой погибла моя мать, и пытаюсь вспомнить, что произошло в ней тогда.

Пятьдесят пять, это мой возраст, сущая ерунда для нашего вида. Большую часть независимой жизни я провел на южных и восточных фронтах, участвуя то в одном конфликте, то в другом. Потом возвращение домой и снова служба. Видит Силана, я многое повидал и пережил, многое, что не смогу забыть до самой смерти, но есть одна вещь, которую я не могу вспомнить. Как умерла моя мать? Куда исчез мой отец? Почему я так уверен, что был там пятьдесят лет назад, внизу, в экранированном зале идеальной восьмиугольной формы, но не помню, что там произошло? Огонь… да, там было много огня, камень опален во многих местах, но и только. Голоса, какие-то звуки, все приглушенно, словно сквозь слой ваты, а перед глазами огонь и размытые пятна…

Инчиваль по достоинству оценил подземный зал, сказав, что это отменное место для проведения ритуалов, экранированное помещение с функцией концентрации и накопления силы. К книге он прикасаться не стал. Она из Темноты, сказал он, сожги ее. Но я не послушался, ведь эта книга — наследие отца, и она тоже была там в ту ночь.

Мне было около пяти лет, когда это произошло. Первое, что я помню, это плачущая Ив. И боль. Да, боль ела мои кости, пока я валялся в кровати, а рядом рыдала Ив. Она сказала, что позаботится обо мне. Теперь она будет моей матерью. Еще ребенком, я подумал, что это звучит нелепо. А потом я подумал, что у меня больше нет родителей. На похоронах матери я видел старую кобру плачущей в первый и последний раз в жизни. А потом я спросил у нее, что случилось с моими родителями.

— Чудовище погубило ее, — прошептал я ее слова, — чудовище погубило ее. Чудовище.

Вернувшись в кабинет, я отпер дверь. Снаружи ждала Себастина. Она караулила дверь всю ночь.

— Какие-то успехи, хозяин?

— Никаких.

— В следующем году что-нибудь получится.

— Конечно.

— Приказать подать завтрак?

— Нет, пусть Луи немного отдохнет. Он же еще не ложился?

— И не ляжет в ближайшее время. Думаю, для него эта нагрузка не станет роковой, как и для Мелинды.

— Если он спалит дом, я буду винить в этом тебя.

— Я отвечаю за него, хозяин.

— Подготовь мою одежду. Поедем к Инчивалю, он сожрет меня, если мы вместе не позавтракаем сегодня.

— Слушаюсь, хозяин.

А еще я хотел отдать ему осколок камня Акара. Я выждал положенное время, чтобы, если люпсы хватятся, они пришли ко мне. Теперь можно привлечь к делу Инчиваля. Посылать камень с курьером я не намерен, небезопасно, а отдавать его магам Ковена я не буду тем более. Нет уж, пусть идут и обворовывают люпсов сами, как сделал это я!

Мы выехали затемно в холодное зимнее утро. Поймать извозчика оказалось делом непростым, но выполнимым, и за двойную цену он согласился отвезти нас через весь город. Старкрар замирает в это время, будто напуганный скорым возрождением солнца малодиус. Цокот копыт раздавался особенно громко на почти пустых улицах величайшего из городов мира. Дорогу нам вновь преградил дышащий паром червь железнодорожного состава, шипящий и грохочущий монстр прогресса.

— Ты видела это, Себастина?

— Локус, хозяин.

— Это не просто локус! Это «Беспощадный Марк»! Ты что, не узнала его очертания?!

Моя горничная всегда была совершенно безразлична к локусам в отличие от меня. Она также не питала никакого интереса к дирижаблям, пороховому оружию, эсминцам… обычно ей хватало пары ножей страшного вида.

«Беспощадный Марк», бронелокус, который не раз и не два перевозил солдат моей дивизии через Мескию на фронт и одним видом своего ощетинившегося пушками корпуса приводил врагов в трепет. Стальное чудовище пронеслось по столичным путям с востока на запад, оставляя за собой густой черный след из дыма и копоти.

— Он едет к башне КГМ. Человек, к башне!