Эта боль наполнила Неттл слепящей яростью. Знакомая буря поднялась в ее голове и сердце; Неттл знала, что может выпустить ее, если захочет. «Я умру здесь, – подумала она. – Но я могу ударить в ответ в самый последний момент. Тэнси я не прокляну. Но могу проклясть Шэя Эммета. Заставить его пожалеть о том, что он когда-то услышал мое имя, обманывал меня, посадил в клетку моего брата, использовал меня и пытался продать. Я могу отрубить движению Освободителей голову и оставить его истекать кровью». Но потом Неттл посмотрела на Тэнси. В глазах проклинательницы клубился мрак, ее душа была темной пустыней, в которой ничего не росло.
– Я не сделаю этого, – сказала Неттл. Если усмирение внутренней бури станет ее единственной и последней победой, значит, так тому и быть. – Я не оружие. Не игрушка для ненависти. Ты можешь убить меня, Тэнси. Но я не стану такой, как ты.
Лицо Тэнси исказилось от ярости и отчаяния. Слишком поздно Неттл поняла, что ей нужна была сестра по преступлению. Неттл предала ее, признавшись, что ушла во тьму не так глубоко. Тэнси опустила ногу на ветку, та страдальчески застонала и затрещала.
– Хватит! – крикнула Неттл, когда ветка надломилась у основания, ощетинившись иглами белой древесины. – Тэнси, не надо!
Но Тэнси снова топнула ногой, и желудок Неттл подпрыгнул вверх, когда ветка наконец сломалась. Падая, Неттл закрыла глаза; она вздрогнула, когда что-то пронеслось мимо нее, царапнув по лицу. Резкий толчок – и пальцы Неттл соскользнули с ветки.
Келлен увидел, как Эммет положил весло на плот и примирительно развел руками. Лидер Освободителей явно пытался одновременно восстановить дыхание и вернуть самообладание.
– Ты ведь на самом деле не хочешь умирать, – сказал Эммет, – а плату за контракт я очень скоро внесу. Не стоит нам начинать с препирательств, как считаешь? Если проявишь благоразумие, то вскоре поймешь, что служить мне не так уж плохо.
Келлен отчетливо расслышал в его словах затаенную угрозу: «А будешь и дальше доставлять неприятности – позже об этом сильно пожалеешь».
– Ты хотел сказать: служить Освободителям, – поправил его Келлен. – Я поклялся служить им, а не тебе.
– Это одно и то же, – отмахнулся Эммет. – Я глава Освободителей и говорю от их лица.
Как бы уверенно ни прозвучали его слова, душевное равновесие Эммета пошло трещинами, и сквозь них Келлен ясно видел закипающий гнев. Должно быть, Эммет не привык к тому, чтобы его планы разваливались на глазах.
– Я знаю, что ты собираешься делать, – сказал Келлен. Он в жизни не чувствовал себя настолько промокшим и заледеневшим. А когда ему вообще в последний раз было сухо и тепло? – Ты не перестанешь использовать проклятия в качестве оружия после того, как Канцелярия согласится пойти на сделку. С помощью проклинателей ты установишь власть над Рэддишем. Все, кто посмеет тебе противиться, будут прокляты. Ты станешь тайным королем Рэддиша, управляющим при помощи страха.
– Ты ошибаешься. – Келлен застал Эммета врасплох, и тот напустил на себя опечаленный вид. – Моим друзьям нужны лишь гарантии свободы и того, что их не будут преследовать. Если Канцелярия согласится их предоставить, мы с радостью сложим оружие и будем жить в мире со всеми. Нынешняя война целиком на совести Канцелярии.
Это прозвучало разумно. Келлен стиснул зубы.
– То есть Освободители перестанут проклинать людей, если Канцелярия согласится больше не сажать проклинателей в тюрьму, я правильно понял?
Эммет поколебался. Подобное заявление было бы большой ложью даже для него, но если он с ним не согласится, то ему придется признать, что проклинатели продолжат применять проклятия так, как им будет угодно.
– В общих чертах да, – ответил он. – Если нас оставят в покое, мы больше никому не причиним вреда. Ты должен мне верить.
– Я верю тебе. – Келлен выпрямился, чувствуя, как подкашиваются задубевшие от холода ноги. – Не потому, что я тебе доверяю, но потому, что ты только что сказал это перед Книгоношей. – Он повернулся к существу, которое маячило в тени под деревом. – Теперь можешь выходить.
Лицо Эммета перекосило от злости и удивления, когда серая фигура в капюшоне выплыла на лунный свет. Оказалось, что к груди она прижимала вовсе не пару костяных рук, но раскрытую книгу. Книгоноша поплыл к Эммету: все его внимание было приковано к человеку, произнесшему клятву.
– Танцующие звезды очень похожи на Книгонош, – сказал Келлен. – И наоборот. Поэтому, когда Книгоноша на Белой лодке подошел принять мою клятву, я договорился, что после исчезновения рынка мы встретимся возле этой затонувшей посудины и он засвидетельствует еще одну клятву. Ты хорошо планируешь наперед. Но я хорош, когда дело доходит до придумывания кучи глупых планов за минуту, и порой это куда полезнее.
Книгоноша парил над водой перед Шэем Эмметом, а тот таращился на него, бледный как мел. Глава Освободителей словно обратился в статую, как будто последний удар отнял у него способность двигаться.