Пациент скорее жив

Идя по длинным и полутемным коридорам Светлогорки (поступило распоряжение от главного об экономии электроэнергии), я теперь постоянно чувствовала, что за мной следят. Нет, правда, паранойя! И все же для успокоения собственных нервов мне необходимо было самой участвовать в расследовании, а не только передавать сведения Лицкявичусу. Сегодня, не выдержав, я позвонила Вике и спросила, как идут дела. К сожалению, ничего определенного мне она не сказала, только что ОМР и Карпухин «плотно работают» над моей информацией.

В обеденный перерыв я теперь предпочитала выходить на улицу. Погода чаще всего стояла прекрасная. Я садилась на нагретые солнцем кирпичи парапета под выступающей крышей больницы и пила кофе с бутербродом, бесцельно разглядывая проходящих мимо людей. При свете дня даже ужасная Светлогорка не казалась зловещей: больница выглядела как совершенно обычное медицинское учреждение, населенное не привидениями пропавших и замученных пациентов, а обычными больными, врачами, медсестрами, у которых есть своя жизнь за пределами этих стен. Пациенты выходят отсюда – и больше не вспоминают о том, где провели десяток неприятных дней.

Вот и сегодня я сидела на своем излюбленном месте, радуясь, что никто больше не присмотрел его для обеденной трапезы. Вход располагался за углом, а потому увидеть меня, специально не заглянув в мой уютный закуток, было невозможно.

В самый разгар обеда, когда жизнь стала казаться гораздо лучше благодаря толстому сэндвичу с кучей ингредиентов (Шилов бы умер, увидев, чего я туда намешала!), мое внимание привлекла знакомая фигура со светлой шевелюрой: Антон явно куда-то спешил. Я с тоской посмотрела на недоеденный бутерброд и пластиковую чашку с кофе – жаль было оставлять всю эту роскошь здесь. Однако любопытство пересилило: в руках медбрат нес ту самую спортивную сумку, с которой я в свое время его застукала в бельевой!

Поднявшись и бросив прощальный взгляд на остатки трапезы, которая еще минуту назад казалась такой приятной, я засеменила за Антоном, снимая на ходу халат, чтобы не привлекать внимания: женщина в одежде медсестры не могла остаться незамеченной, а Антон наверняка проявит бдительность, если отправился по своим темным делам. Я боялась, что он сядет в общественный транспорт или поймает машину – тогда уж точно мне придется возвращаться на рабочее место. Через пару кварталов я поняла, что медбрат, к счастью, не собирается никуда ехать. Дойдя до автобусной остановки, он свернул в скверик и пошел по усыпанной гравием дорожке. Это оказалось мне очень даже на руку: теперь парень точно никак не сможет меня заметить за густыми кустами.

Антон прошел скверик насквозь и остановился около длинного синего забора, окружающего строительную площадку. На заборе красовался огромный плакат с надписью крупными буквами: «Пентхаусы за полцены!». Ниже располагались телефоны для тех, кого привлечет реклама. Видимо, предполагалось, что столь щедрое предложение мгновенно соберет толпы желающих приобрести пару-тройку пентхаусов, пока на них такая колоссальная скидка.

Поставив спортивную сумку на траву, медбрат осмотрелся, вытащил пачку сигарет и нервно закурил. Некоторое время ничего не происходило. Потом я услышала, как где-то рядом притормозила машина, и через несколько минут на импровизированной дорожке, представляющей собой деревянный настил, огибающий стройку, появился молодой человек – невысокий, круглолицый, с модной стрижкой. Одет он был в джинсы и черную футболку, а в руках держал барсетку. С моего места я прекрасно все видела, но вот слышать, к сожалению, не могла ни единого слова. Очевидно, парни были знакомы: они поздоровались, как старые друзья. Незнакомец присел, раскрыл сумку и быстро изучил ее содержимое. Значит, это и есть дилер, или как там он называется?

Парень застегнул «молнию» и поднялся. Вытащив из барсетки полиэтиленовый пакет, протянул его Антону. Тот развернул сверток. В нем оказалась довольно увесистая пачка денег. Медбрат тщательно пересчитал купюры таким образом, который явно говорил о многолетней привычке: так считают деньги кассиры и работники банков. Незнакомец что-то сказал – очевидно, пошутил. Антон рассмеялся.

Я дала ему пять минут форы, а потом тоже двинулась в сторону больницы. Даже если бы медбрат и увидел, что я возвращаюсь с улицы, у него не должно было возникнуть никаких подозрений. По дороге попыталась организовать свои впечатления. Чему я только что была свидетелем – передаче украденных медикаментов? Но я же не видела, что находилось в сумке, лишь догадывалась. Если все так, как выглядит, должна ли я сообщить об этом Лицкявичусу?