Пациент скорее жив

– Да-да, разумеется… – театрально прошептала Элеонора, столь же театрально заламывая руки, отчего затрещали старые кости. – Саша всегда была большой любительницей красивых вещей и скупала их тоннами, когда появлялась такая возможность. Она много снималась, а в то время только кино и позволяло заработать нормально. А еще возле Саши всегда было полно мужчин, которые дарили ей дорогие подарки. Если бы не тогдашние законы, поклонники вполне могли бы купить ей пару-тройку квартир, и теперь она жила бы, сдавая их и вообще не задумываясь о деньгах. Но в те времена, когда все зависело от прописки и каждый человек мог позволить себе иметь только одно жилье, об этом и помыслить никто не смел. Поэтому теперь, когда все другие источники доходов иссякли… а Саша никак не хотела отказываться от жизни, к которой привыкла… нажитое в свое время добро очень пригодилось. Я сама помогала ей пристроить несколько старинных украшений и меха, но потом она стала обращаться к другим людям. Возможно, это ее и погубило!

– То есть? – уточнил Лицкявичус.

– Ну, – повела плечами актриса, – одинокая пожилая дама в шикарной квартире, полной предметов старины, – лакомый кусочек для нечистых на руку людей.

Внезапно Элеонора всплеснула руками:

– Да что это я – совсем позабыла о правилах хорошего тона! Чай, кофе выпьете?

Павел взглянул на настенные часы и открыл было рот, собираясь отказаться, но Андрей ледяным взглядом остановил его.

– С удовольствием, Элеонора Степановна, очень мило, что вы предложили.

Старая актриса еще раз внимательно вгляделась в правильные черты сурового лица гостя. Его глаза, несмотря на учтивую речь, смотрели холодно: от прозрачного взгляда мурашки начинали бегать у нее по позвоночнику. Элеонора тут же пожалела о том, что предложила мужчинам выпить чаю, но – слово не воробей, как говорится! Поэтому, подавив глубокий вздох, она направилась на кухню, а Павел Кобзев засеменил за ней, услужливо предложив свою помощь.

Оставшись один, Андрей быстро прошелся взад-вперед по комнате. Удивительно, как женщины одного возраста и одной профессии могли быть такими разными – не только внешне, но и по уровню достатка. Он побывал в квартире Александры Орбах после того, как милиция составила опись похищенного: им тогда помогла именно Элеонора Кочетова. В сущности, у Андрея в том не было такой уж необходимости, но он нанес свой визит после того, как выяснилось, что Александра Орбах стала пациенткой больницы, в которой работала Агния.

Его мысль внезапно метнулась к женщине-анестезиологу. Агния отличалась от всех, с кем ему приходилось общаться и по работе, и вне ее. Казалось бы, обычная молодая женщина, мать, отличный специалист – но разве это делало ее особенной? В их первую встречу Агния показалось ему суетливой и настырной, а данные качества Андрей Лицкявичус презирал во всех людях, но в особенности не прощал их женщинам. Знакомство вышло, надо сказать, не из приятных[4]. Именно поэтому между ними с самого начала выросла стена взаимной неприязни. С его стороны эта стена разрушилась – постепенно, по кирпичику, и теперь от нее осталась только пыль да неприятный осадок в душе из-за того, что он так и не смог сделать Агнию своим другом. А ведь обычно ему легко удается очаровывать людей – почти всех!

Его взгляд вновь скользнул по стенам с картинами. Полотна, следовало признать, выглядели неплохо, но их качество и количество, естественно, не могло сравниться с теми предметами живописного искусства, что похитили из квартиры Орбах. Даже после того, как жилище ограбили, было совершенно ясно, что до взлома оно представляло собой настоящий музей. Судя по описи, параду художников, представленных в квартире Орбах, мог бы позавидовать каждый уважающий себя коллекционер. Старинная мебель, естественно, осталась нетронутой: воры точно знали, за чем именно лезут в дом. Исчезли только картины и драгоценности. А Элеонора Кочетова, судя по всему, никак не могла похвастаться большим достатком, несмотря на то что в свое время была, пожалуй, не менее знаменита, чем Александра Орбах.

Вдруг его внимание привлекло нечто, торчащее из-за большого платяного шкафа и аккуратно прикрытое куском бархатной материи. По всей вероятности, еще одна картина, почему-то не удостоившаяся чести быть повешенной на стену. Приблизившись, Андрей вытащил ее, откинул край материи, и его взгляду открылась пестрая кубическая неразбериха в сине-фиолетовой гамме. Лицкявичусу тут же вспомнился художник из «Клуба самоубийц» в «Приключениях принца Флоризеля» и его картина «Клетчатый». Парень в фильме был абсолютно уверен, что вполне понятно изобразил человека, которого видел, и надеялся, что здорово помог полиции. А они даже не смогли разобрать, мужчина это или женщина! Да, такое, пожалуй, и в самом деле не стоит вешать на стену, уж слишком оно не вяжется с классическими полотнами в квартире Элеоноры.

Андрей снова прикрыл картину бархатом и задвинул обратно. Он опустился в кресло как раз вовремя, чтобы вошедшие хозяйка и Павел застали его сидящим.