Пациент

— Первое. Люка перевели в Бродмур.

Я поставила кофе на стол:

— Это тюрьма.

Виктория отрицательно покачала головой:

— Психиатрическая больница строгого режима.

— Это то же самое.

— Взгляни сюда. — Виктория взяла с письменного стола лист бумаги и передала его мне. Я увидела аэрофотоснимок викторианских зданий из красного кирпича в окружении современных кварталов. Моя подруга специально его распечатала, чтобы меня успокоить. Больница выглядела мирно, но так же выглядит снаружи и военный завод, только не секрет, что все его шумное оборудование спрятано внутри. На этом снимке не было видно ни заборов, ни собак, ни колючей проволоки, ни полицейских по периметру, ни скрытых от посторонних глаз коридоров, где крики эхом отражались от стен. И точно нельзя было заглянуть в камеры, в каждой из которых только пластиковый матрас лежал в углу, отсутствовали окна, а с пола поднимался запах мочи.

— За ним будут присматривать лучшие психиатры страны, — сказала Виктория. — Он будет в безопасности, и о нем позаботятся до суда.

Да неужели? На персонал больницы оказывалось постоянное давление, а после произведенных сокращений нормальный уход за пациентами был невозможен. В этот момент я почувствовала, что в комнату прокрался страх.

— Ты знаешь, какие обвинения ему предъявят?

— Эбби слышала, как Офелия с Блейком обсуждали это вчера за завтраком. — Виктория накрыла мою ладонь своей. — Они думают, что Люка обвинят в обоих убийствах.

— Но это абсурд! — Я должна была предвидеть подобное, именно об этом твердил Уэйнрайт. — Он психически болен. Ему прислали несколько фотографий, но это не означает, что он убийца! Нет никаких доказательств!

— Следующая новость тебе не понравится…

— Я знаю, они нашли в комнате Люка окровавленную рубашку, но даже если ДНК совпадет, этого недостаточно! Ее могли подбросить…

— Все еще хуже, дорогая.

— Рассказывай.

— Они нашли в его машине недостающие фрагменты.

— Недостающие фрагменты в машине? — Я уставилась на нее в замешательстве. Что-то из терминологии автомехаников? И тут до меня дошло. Пальцы Кэрол и рука Брайана. Фрагменты человеческих тел, части людей, которых я знала. Мне стало очень плохо.

— Они лежали в коробке в багажнике спортивного автомобиля Люка. — Голос Виктории звучал все глуше. — Завернутые в пищевую пленку и спрятанные под архитектурными чертежами.

В тишине, последовавшей за этими словами, в комнату ворвалось птичье пение — чистый поток мелодичных нот. Через дверь в сад я увидела на лужайке дрозда: красивая пестрая птица грелась на солнышке, склонив голову набок — видимо, прислушиваясь к копошению червяков. А Виктория продолжала говорить:

— …скорее всего, срок ему сократят, потому что на момент преступления он был очень болен. Эбби слышала, как Блейк говорил о непредумышленном убийстве, при котором ответственность ниже.

— Люк не делал этого, Ви. Его вообще не должны судить. Это не он, что бы там ни нашли в его машине…

— Я знаю. — Виктория сжала мою руку крепче. — Конечно, я знаю.

— Если его невиновность не смогут доказать, сколько ему дадут? — Мои мысли путались от страха, но я сохранила способность говорить членораздельно.

— Офелия задавала Блейку тот же вопрос, и он ответил, что от семи до двенадцати лет.

В песне дрозда теперь появились скрипучие ноты, перемежавшиеся с прежними трелями, — небольшая серия резких звуков, а затем снова мелодия, и так по кругу.

— До суда еще далеко, им придется ждать, пока его состояние не улучшится, — продолжала Виктория. — Вот увидишь, найдутся доказательства, которые его спасут. А пока все вилами по воде писано.

Но предположения могли посчитать правдой, а настоящую правду извратить независимо от того, как долго пришлось бы ждать. Людей часто сажают в тюрьму по ошибке, об этом то и дело пишут в газетах. Я снова посмотрела в сад, но песня прекратилась, а дрозд исчез. Я знала: двенадцать лет в четырех стенах, без птиц, деревьев и солнечного света Люк не сможет пережить.

— Тебе не стоит сейчас оставаться одной. — Виктория внимательно наблюдала за мной. — Может, позвоним Нейтану?

Я покачала головой:

— Нейтан сегодня допоздна в Лондоне, а завтра едет на конференцию в Прагу.

— Эбби сказала, что Офелия с Блейком обсуждали школу для Оскара в Штатах. В Калифорнии, кажется.

Я помнила, что Офелия не из тех женщин, которые отказываются от того, что им принадлежит. Она найдет способ держать Люка рядом с собой, если вернется в Америку. Она организует его перевод в аналогичное учреждение там. Наверное, их много, но она как-нибудь справится. У меня запершило в горле. Я думала, что Люк после освобождения вернется в Солсбери. Нам не быть вместе, я это знала, но мы ходили бы по одним и тем же улицам, дышали бы одним воздухом. А если бы он предпочел жить во Франции, я могла бы воображать, как он рисует у окна, рубит дрова в саду или сидит у огня. Если он уедет в Америку, я не смогу представлять, как он живет на другом конце света, и потеряю его навсегда.

Виктория взяла со стола брошюру, которую я прежде не замечала.

— Эбби нашла несколько таких у Офелии и принесла одну для тебя.