— Я приношу свои извинения тем, кого невольно ввел в заблуждения, называясь представителем компании, возглавляемой Небесным Отцом. Но при этом я уверен, что вы сможете оценить высокое качество и доступные цены тех товаров, которые предлагает вам наша компания. Имя компании, которую я представляю, пользуется известностью и имеет хорошую репутацию среди миллиардов и миллиардов покупателей, принадлежащих к самым разным расам. Ведь диван всегда остается диваном, независимо от того, кто на нем лежит…
— Что он несет! — болезненно поморщился Морин.
— Не знаю, — пожал плечами Тротт. — Но, следует признать, он может вызвать интерес у аудитории.
— Если он сейчас же не умолкнет, я сам его убью, — зло процедил сквозь стиснутые зубы Морин.
— Джеймс показал тебе, где у Джи-Си находится выключатель? — усмехнулся Тротт.
Стоявший на лестнице храмовик сделал знак командиру стражи, и тот, подойдя к столбу, к которому был привязан Джи-Си, негромко произнес:
— Заканчивай. С тобой хочет говорить главный толкователь Наставлений.
— Увы, мне подсказывают, что я уже исчерпал лимит времени, отпущенного мне для выступления, — улыбнулся Джи-Си толпе окружающих помост самаритян. — Благодарю вас за внимание и надеюсь на новую встречу. Помните: компания «Хорн» — это товары, незаменимые в быту, по удивительно низким ценам!
Сказав это, Джи-Си умолк.
Молчала и толпа, не зная, как реагировать на услышанное.
— Как я понял из твоей речи, Джи-Си, — громко произнес главный толкователь Наставлений Небесного Отца, — ты не желаешь отречься от своих заблуждений и вернуться в лоно Храма Небесного Отца?
— Я очень сожалею, — ответил Джи-Си, проявляя достоинство и такт, — но я работаю на другую компанию.
Храмовик с сожалением развел руками:
— Ты сам выбрал свою судьбу.
— Не совсем так, — улыбнулся в ответ ему Джи-Си. — Я выполняю то, ради чего был создан. Мною руководит тот, кого в беседе с вами я называл Небесным Отцом. Я не могу изменить своей судьбы, даже если бы захотел сделать это. Но, признаюсь честно, я этого и не хочу. Я делаю то, что должен делать, и мне нравится моя работа.
— Мне нравится твоя убежденность в собственной правоте, Джи-Си, — произнес главный толкователь Наставлений Небесного Отца. — Если бы на то была моя воля, я бы, возможно, помиловал тебя. Но ты сам слышал, тебя приговорил к наказанию народ.
— Лицемер, — процедил сквозь зубы Морин.
— Еще какой, — согласился с ним Тротт.
— Я готов понести наказание. — Джи-Си гордо, насколько позволял это сделать столб, в который упирался затылок, вскинул подбородок.
— Приступайте, — махнул рукой стражникам главный толкователь Наставлении Небесного Отца.
Сам же он, не дожидаясь начала казни, повернулся к площади спиной и, быстро поднявшись по лестнице, скрылся в дверях Храма. Храмовик терпеть не мог крови, от одного вида которой ему становилось дурно.
— Помилуйте… Помилуйте… — обреченно запричитал Ташрик, когда стражник перерезал кинжалом веревку, стягивающую руки душегуба, и стал заводить их за столб.
— Помилуйте! — исступленно завопил он, когда ладони его оказались прижатыми к чуть шероховатому дереву.
Один стражник держал руки душегуба за кисти, другой же, опустившись на колено, приложил к запястью приговоренного небольшую дощечку, приставил к ней длинный гвоздь толщиною с палец и сильно ударил по шляпке деревянным молотком. Мольбы о пощаде сменились криком отчаяния и боли. Пробив насквозь живую плоть, острие гвоздя вошло в дерево. Из-под разорванной кожи потекла струйка крови. Стражник еще пару раз стукнул молотком по шляпке гвоздя, глубже загоняя его в столб, и, чуть переместившись в сторону, взялся за второй гвоздь.
Боль привела в чувство и Фатлаха. Руки душегуба уже были прибиты к столбу, и теперь он мог наблюдать за тем, как стражники заколачивают гвозди в его стопы. Но взгляд Фатлаха был устремлен не к деревянному помосту, а к небу, ослепительно голубому, манящему и страшному в своей недоступности. Чтобы не кричать от боли, душегуб до крови прикусил нижнюю губу. Большие прозрачные капли слез катились по его щекам и, срываясь с подбородка, падали на открытую грудь.
Джи-Си не стал оказывать никакого сопротивления стражникам, когда те начали заводить его руки за спину. Когда руки его прибивали к столбу, на губах Джи-Си продолжала сиять умиротворенная, всепрощающая улыбка.
Наблюдавшие за казнью самаритяне недоумевающе зашумели.
— Эй, смотрите-ка, — удивленно произнес орудовавший молотком стражник. — У него из ран не течет кровь.
— Это необходимо? — вывернув голову, обратился к стражнику Джи-Си.
Самаритянин растерянно посмотрел на лицо приговоренного к смерти. На нем не было даже тени тех мучений, которые он должен бы был испытывать. Необъяснимый страх сковал стражника.
— Да, вообще-то, кровь обычно течет, — едва ворочая языком, произнес он, не отрывая взгляда от пронзительно-голубых глаз человека, называвшего себя Посланником.
— Ну, раз так…
Джи-Си заговорщицки подмигнул самаритянину, и из ран на его запястьях потекли тоненькие струйки крови.
Стражник торопливо закончил работу, прибив к столбу стопы Посланника.