Тюки с сеном вспыхнули, как порох. Полыхающий и разбрасывающий искры огонь перекинулся на правую сторону, оттуда вывалилась пара огромных пылающих тюков и стеной огня отгородила меня от Фицроя и Николетты.
– Я иду! – крикнул я. – Фицрой… ничего пока не…
В проходе снова показались оскаленные морды с топорами в руках. Я начал стрелять и всаживал туда пулю за пулей, пока все не исчезли, а упавших в проеме двери не утащили за ноги. Я выстрелил несколько раз и в ту сторону, пробивая доски и слыша истошные крики.
Это их задержит на какое-то время, оглянулся, горящее сено, надеюсь, не горящая нефть, разбежался и прыгнул, закрывая лицо локтями.
В стене пламени ногой задел за горящий тюк и грохнулся на пол, больно ударившись лицом и руками. Едва-едва не выронил пистолет, но зато в кровь разбил костяшки пальцев о каменный пол.
Сильные руки Фицроя подхватили, он хрипит и кашляет, кое-как поднял меня на ноги, я затравленно оглядывался, а сверху раздался треск, горящая балка обрушилась совсем рядом, обдав невыносимым жаром.
По правой стороне головы Фицроя течет кровь и заливает глазницу, он раздраженно смахивает полной горстью, под ногами двое стонут в крови, еще один рассечен почти пополам. Со всех сторон дикие крики, треск горящего дерева, сильнейший жар вот-вот воспламенит одежду…
Фицрой упал на пол, хрипя и кашляя, сбивал огонь. Стена пламени слишком близко, если кто выскочит, не успею выстрелить, потому я просто торопливо и как можно чаще стрелял через ревущую оранжевую стену из жара и треска.
Огонь – это не доски в конюшне, сквозь него просто не вижу, жар начинает жечь уже так, что пойдут пузыри, я стрелял почти вслепую, потом поднялся и попятился, продолжая стрелять.
Фицрой крикнул надсадно:
– Здесь… вспыхнет все..
– Идем на прорыв, – проговорил я с трудом через пылающее горло, – а где… Николетта?
Он с трудом поднялся, машинально пощупал голову, на ладони осталась кровь.
– Николетта… ох, я же ничего не… ее нет?
Я прошипел сквозь стиснутые челюсти:
– Ее что, успели схватить?
Жар охватывал нас со всех сторон, я увидел две бочки с водой, откуда конюхи черпают для коней, крикнул:
– Сейчас пойдем на прорыв!
Я почти впрыгнул в бочку, держа руку с пистолетом над водой, тело ожгло холодом, на мне едва не зашипело, как на раскаленной сковороде.
Фицрой мгновение смотрел, выпучив глаза, потом прыгнул ко второй бочке, моментально погрузился с головой и тут же вынырнул.
– Хорошо придумал! – крикнул он бодро. – Здесь вообще можно пересидеть до конца, пока все сгорит…
– Барклем, – сказал я, – серьезный противник. Он как раз может догадаться, что попытаемся переждать пожар здесь в воде.
– Неужто и он умный?
– Я бы тоже хотел, – признался я, – чтобы наши враги были только тупыми… Готов?
Он выбрался из бочки, вода стекает на пол широкими струями, но меч все так же держит острием в сторону запертой двери склада, в то время как я направил ствол пистолета в открытый проход конюшни.
– Сперва расчищу, – сказал я.
Он отступил в сторону, я выстрелил несколько раз в дверь и рядом с нею, Фицрой пинком распахнул, я выбежал с ним плечо в плечо и отчаянно стрелял в ринувшихся в нашу сторону людей с мечами и топорами в руках.
Фицрой бросился в сторону троих всадников, хотя в сторонке с десяток оседланных лошадей привязаны к забору. Те трое обнажили мечи и пустили коней ему навстречу.
Он успел скрестить с одним меч, я помчался к ним и выстрелил трижды. Двое всадников выронили мечи, а третий, с которым дерется Фицрой, зазевался, и Фицрой, проткнув мечом ему бедро, сбросил на землю.
Конь слегка заартачился под другим хозяином, но Фицрой натянул удила с такой силой, что конь присел на зад, как исполинский кенгуру.
Я торопливо ухватил другого с опустевшим седлом, он пытался удрать, но я успел вставить ногу в стремя и оттолкнуться от земли. Он взвизгнул и ринулся в сторону распахнутых ворот замка.
Фицрой понесся рядом, злой и сверкающий торжествующей усмешкой.
– Все-таки они дураки!
– Гони вперед, – крикнул я.
– Чего вдруг?
– Загораживаешь, – прокричал я.
Но стрелять почти не пришлось, мы выметнулись за ворота, Фицрой начал придерживать коня, некоторое время шли галопом, потом он перевел на рысь.
– За нами никто не гонится, – сообщил он деловито. – Даже обидно.
– Что с головой? – спросил я зло. – Если мозги вытекли, не важно, но кровь терять не стоит.
– Еще бы, – согласился он. – Я же знаю, где она востребованнее. Нет, это царапина. Хоть и глубокая. Топором рубанули…
Я буркнул.
– Что у тебя за голова? Литая, видать.
– Так не в полную силу, – сообщил он. – Мы оба боролись за топор… потом я его же. Тебе не кажется, что нас боятся больше, чем мы того стоим? Им достаточно было не удирать с Николеттой.
Я хмуро кивнул. Да, проще было подождать, когда сгорит и рухнет сарай. А если мы все же выскочим – добить. Но Барклем предпочел не рисковать.
– Ему главное, – сказал я, – украсть Николетту. Не важно, убьем оставленных им людей или они нас убьют. Важнее всего – увезти Николетту, объявить ее своей женой и провести церемонию вступления в брак.