Георг стряхнул сигарный пепел за лестничные перила и произнес:
– Второе: вопросы, произносимые вслух, да и вообще вопросы ни к чему хорошему не приводят. Научись мыслить
– Я научусь, – слишком поспешно для хорошего ученика откликнулась девушка, – я все буду делать… все, что вы скажете.
– Ты действительно так хочешь остаться в этом доме или это просто стремление жить? – Патриций взглянул на лицо
– Не знаю… должно быть, и то и другое. Я все бы отдала за то, чтобы быть вашей настоящей дочерью!
– Все бы отдала? А что у тебя есть?
Девушка осеклась.
– Третье: попробуй думать о своих словах прежде, чем произнесешь их. За одно неверное слово можно расплатиться
– Простите… Но я всему научусь! – ее глаза горели потаенной лихорадкой. – Всему! Ваша дочь не в состоянии понять, оценить, осознать собственное счастье! Иметь такого отца, как вы, – высшая награда!
– Ты так думаешь?
– О, да! Я влюбилась в вас с первого взгляда, как только увидела на портрете! Я видела все ваши портреты во Дворце!
– Навряд ли все, – усмехнулся Георг. – Терпеть не могу собственных портретов. Когда я один в Зале, это уже много, а когда
– А я была поражена, увидев ваш портрет в Галерее… и поняла, что должна вызволить вас… я в вас влюбилась…
– Не слишком ли часто для «дочери» ты повторяешь: «влюбилась»?
– Но это действительно так! И… я…
– Ты действительно хочешь остаться во Дворце? – слегка поморщился Патриций.
– Да!
– Тогда отбрось всю эту чушь и слушай. Я хочу дать шанс тебе, себе, всем. Двух дочерей быть не может, тем более таких разных. Да и мне уже порядком надоела вся эта суета, а ей конца и края не видно.
– Я…
– Тихо. Так вот, я могу вдохнуть в тебя
– Ей придется умереть?
– А как ты думаешь?
– Ладно… А как же заполучить Анаис? Возле нее постоянно вертится всякий сброд, который не покидает ее ни на минуту. Взять хотя бы этого волка…
– Волков я попросил бы не трогать.
– Простите…
– Прощаю. Так вот, сложности, конечно же, будут, но если ты хочешь добиться результата, ты добьешься.
– Вы полагаете, у меня получится?
– А ты как думаешь?
– Без вас я бессильна!
– Люди могут быть бессильны только без собственных мозгов, в остальном у них, как правило, все получается.
– Владыка, я не могу выразить словами…
– И не надо. Идем, позавтракаем.
Собрав вещи, друзья подошли к небольшому частному космодрому, принадлежавшему Алмону и Анаис. В окружении пяти малых «лодок», возвышался огромный величественный корабль.
– Что это такое? – кивнул Макс на белоснежный аппарат.
– Пассажирский крейсер для дальних перелетов, – ответила Анаис. Она шла, не оборачиваясь, там за деревьями все еще виднелась крыша дома с летящей деревянной птицей. У нее не было сил на нее смотреть.
Друзья ступили на плиты посадочных площадок, миновали овальные углубления с «лодками» и подошли к крейсеру. Вблизи белый, с синими полосами аппарат, оказался еще больше, чем виделся издалека.
– И вы умеете управлять такой махиной? – запрокинул голову Макс. – Тут наверняка нужно экипажа человек сто.
– Он прост, с управлением и ребенок справится, – ответил Алмон, – достаточно двух-трех пилотов.
Полуволк набрал код на входной панели и, чуть пригнувшись, вошел в открывшийся шлюз.
– Заходите, располагайтесь, – кивнул он. – Анаис, а ты куда?
– Скоро вернусь, – девушка казалась совершенно спокойной, в отличие от своих друзей – они нервничали и не скрывали этого. – Вы поднимайтесь и выводите крейсер на орбиту. Я возьму «лодку», дам сигнал – и примите меня на борт. Алмон, сделай ускоренный режим приема, мощности «лодки» мне не хватит, у меня практически не будет времени, так что подхватите меня.
– Я все знаю, не волнуйся. Давайте, ребята, заходим, – Алмон тычком помог войти Максу, который все еще разглядывал крейсер и «лодки».
Бесшумно закрылся входной шлюз, вспыхнули бортовые огни, сообщая о готовности крейсера к полету.
Чуть ниже сердца бьется одиночество тишайшей фиолетовой пульсацией…
Анаис открыла купол крайней левой «лодки», забралась в салон и села в кресло пилота. Купол мягко опустился, вспыхнула подсветка пульта управления, но Анаис ничего не коснулась, она сидела неподвижно, дожидаясь старта корабля. Световые турбины крейсера разгорались все ярче, вскоре он оторвался от площадки и плавно поднялся в воздух, взлетая практически без шума. В сердце девушки холодной иглой вошла тоска. Она была такой сильной, такой невыносимой, что девушка стиснув зубы тихонько застонала.