Pathogenesis: A History of the World in Eight Plagues

В конце концов, именно "Великая лондонская вонь", а не Джон Сноу, побудила правительство ввести в эксплуатацию обширную подземную систему канализации в городе. Летом 1858 года жаркая погода превратила Темзу в дурно пахнущий ил, сделав жизнь жителей столицы почти невыносимой. Эта проблема была характерна не только для рабочего Ист-Энда, но и для недавно построенного здания парламента в Вестминстере, в самом центре Лондона. Многие политики удалились в свои сельские округа, чтобы избежать запаха; немногие оплоты продолжали бороться, прикрывая нос носовыми платками. Чтобы убедиться, что подобное никогда не повторится, парламент принял закон, который заставил муниципальные власти Лондона построить канализационную систему, транспортирующую человеческие отходы далеко на восток города. На строительство 82 миль подземных туннелей в рамках этого масштабного проекта было использовано 318 миллионов кирпичей. Это была первая крупномасштабная канализационная сеть в стране, и она вывела Лондон в лидеры санитарной техники в Европе. Примечательно, что благодаря усовершенствованиям и дополнениям эти викторианские канализационные трубы до сих пор составляют основу городской канализационной системы, несмотря на то, что с середины XIX века население города увеличилось в три раза. А в 1866 году, когда Британию в очередной раз охватила эпидемия холеры, Лондон практически не пострадал, за одним заметным исключением. Вспышка заболевания произошла в Ист-Энде, одном из немногих районов города, который еще не был подключен к канализации. Четыре тысячи жителей Ист-Энда умерли. Это окончательно убедило Уильяма Фарра из Главного регистрационного управления, который за десять лет до этого отверг идеи Джона Сноу, в том, что холера на самом деле является болезнью, передающейся через воду.

Уже тогда провинциальные города Великобритании сопротивлялись улучшению санитарной и водной инфраструктуры. Толчком к переменам стал Второй закон о реформе 1867 года, который в четыре раза увеличил число мужчин, имевших право голоса на городских местных выборах. Внезапно более 60 процентов мужчин из рабочего класса получили право голоса, и их поддержка была крайне важна для тех, кто хотел быть избранным. Это изменило характер муниципальной политики. Местные органы власти больше не подчинялись лавочникам - владельцам малого бизнеса, которые доминировали в избирательной политике с 1830-х годов и были в первую очередь заинтересованы в том, чтобы налоги были как можно ниже. Новые избиратели были гораздо более восприимчивы к амбициозным планам городских властей по строительству огромной и дорогостоящей инфраструктуры водоснабжения и канализации именно потому, что они не платили местных налогов и, следовательно, не должны были напрямую финансировать эти проекты.

Джозеф Чемберлен, который в середине 1870-х годов был избран мэром Бирмингема на три срока подряд, стал воплощением этой политической этики. Он был богатым промышленником и, как и многие представители новой экономической элиты, происходил из нонконформистской среды. Чемберлен находился под влиянием философии муниципального активизма, которую впервые проповедовали нонконформистские священники в Бирмингеме. Сторонники "гражданского евангелия" утверждали, что лишения, болезни и смерть, царившие в промышленных городах, являются моральной мерзостью и что их богатые общины обязаны улучшать жизнь городских рабочих классов. Под руководством Чемберлена город Бирмингем стал пионером политически и экономически жизнеспособной стратегии воплощения гражданского евангелия в жизнь. Он брал долгосрочные кредиты под низкий процент у центральных государственных и коммерческих банков и тратил эти деньги на строительство санитарной и водопроводной инфраструктуры, а также на другие проекты, улучшающие благосостояние населения. В то же время город создал муниципальные монополии на воду, газ, электричество и общественный транспорт. Эти предприятия приносили прибыль, а деньги шли на погашение кредитов.