Около восьми вечера меня разбудил дверной звонок. Я, взлохмаченный и помятый со сна, открыл дверь. На пороге стоял высокий, широкоплечий чернявый парень в джинсовой куртке на меху. Круглые, совиные глаза его некоторое время блуждали по моему лицу, словно оценивая. Наконец, он нетрезвым голосом сипло сказал:
- Братан, водички попить не будет?
Сбитый с толку, до конца не проснувшийся, я машинально кивнул, прошел на кухню, налил в чайную чашку воды из остывшего чайника и вернулся к двери.
Мой визитер стоял, покачиваясь, уже в прихожей. Он принял чашку, глотнул и спросил, плохо выговаривая слова:
- Один живешь?
- А что? - я уже тысячу раз пожалел, что связался с этим типом.
Недоброе предчувствие овладело моей душой, да и держался гость странно, явно не вода привела его в мой дом.
- Тебя ведь Серега зовут? Мне про тебя Гоша говорил! - парень держал теперь чашку чуть на отлете, криво, и вода проливалась на пол.
- Ты пей, раз просил! - сказал я и почему-то испугался.
- Мы тут, у тебя, забухаем с пацанами! - не обращая внимания на мои слова, не то спросил, не то объявил мне парень, сунул мне чашку и сделал движение, намереваясь снять куртку.
- Нет! У меня вы пить не будете! - решительно сказал я, поставил чашку на тумбочку и твердо заявил: - Все, уходи, у меня не блат-хата! Пока!
- Ты че, козел? - с обидой спросил парень, наливаясь пьяным бешенством. - Да кто тебя, волка тряпочного, спрашивать будет?! Да я тебе…
Он приоткрыл дверь и крикнул во тьму подъезда:
- Братва, заходи, мы тут сёння бухаем!
- Ты что, охренел? - крикнул я, бросаясь к нему. - Пошел ты…
Он резко обернулся и не сильно, коряво размахнувшись, засветил мне кулаком в правый глаз.
- Сучок! Да я таких, как ты…
Бам! Я отмахнулся, врезав парню в челюсть, но удар пришелся вскользь, и он устоял на ногах.
«Сейчас сюда вломится братва, а завтра в „Дежурной части“ появится сообщение: „В своей квартире, на такой-то улице обнаружен труп молодого мужчины с признаками насильственной смерти. Тело погибшего изуродовано до неузнаваемости, в квартире следы погрома…“, ну и так далее…» - подумал я.
Все это пронеслось в моей голове меньше чем за одну секунду, во время которой из подъезда в открытую дверь заходил второй из незваных гостей.
«Их много!», - в панике сообразил я, бросился в комнату, сунул руку под матрас, нашарил рукоять и вытащил наружу нож, который купил года два назад специально для таких вот случаев.
Нож мой, изготовленный народными умельцами одного из московских заводов из стали, с ручкой из оленьего рога, широким блестящим лезвием, «акульим зубом» и глубокой канавкой кровостока, выглядел очень и очень устрашающе. От знакомых я знал, что такие ножи милицией почитаются за холодное оружие, и за их хранение дают год, поэтому и прятал тесак от посторонних взглядов.
Я решительно сжал пальцами костяную рукоять и двинулся к двери, но тут мне навстречу из прихожей шагнул второй «братвец» - белобрысый, в кожаной куртке, с какими-то свинячьими глазками на пухлом лице. Увидев у меня нож, он побледнел и поднял в испуге руки, словно отталкивая.
- Братан, все! Не надо, только не убивай никого! Мы уходим! Все нормально!
- Порежу! - истошно заорал я, размахивая длинным, широким, сверкающим ножом, как мачете.
Белобрысый в ужасе шарахнулся в прихожую, я сунулся за ним, но тут из кухни появился чернявый с горящими злобой глазами и с табуреткой в руке.
- Убью! - он замахнулся и швырнул табуретку, целясь мне в голову.
Я успел нырнуть обратно в комнату, и меня не задело. Табуретка с грохотом ударилась о притолоку, посыпалась штукатурка.
«Их всего двое!», - понял я, повеселел и, выставив нож перед собой, шагнул в прихожую:
- Убирайтесь, суки! Порежу!
- Да че ты, гнида! - чернявый, пьяно куражась, двинулся на меня, но второй парень, более трезвый, перехватил его:
- Куда ты, дурак! Он же тебя… И мне:
- Братан, извини! Мы уходим, все нормально!
- Ни хрена себе - нормально! - присвистнул я, опуская нож.
- Ты, сука, убери нож, и я тебя сделаю! - заорал чернявый и забился в руках своего друга, намереваясь вырваться.
- Я у себя дома! - крикнул я ему в ответ. - Хочу - нож возьму, хочу - топор!
При упоминании топора белобрысый опять побледнел и потащил чернявого из квартиры, не переставая извиняться. Захлопнулась дверь, и я остался один.
Поставив табуретку посередине прихожей на ножки, я сел на нее и закурил. Меня трясло - нервы, расшатанные алкоголем, плохо перенесли визит «братвы».
А из подъезда тем временем слышались удаляющиеся вопли чернявого:
- Да я его сделаю, козла! Он, ссыкун, всю жизнь работать на аптеку будет! С ножом вылез! Тьфу!
И примирительный басок белобрысого:
- Да ладно, Колян! Он же прав - он у себя дома! Он нас не звал! Это Гоша, козел, натрендел: «Там все бухают! Там всегда шалман!»