Пасынки судьбы

С этими словами она нажала на кнопку звонка у кровати, и через минуту в палату вошла еще одна монахиня. Попросив ее посидеть у постели умирающей, сестра Пауэр кивком головы позвала меня следовать за собой. Пройдя по коридору, мы вошли в комнату с еще одним распятием, на этот раз маленьким и черным, висевшим в простенке между окон. Помимо распятия на стене висели Сердце Христово и Божья Матерь.

— Сварю-ка я кофе, — сказала сестра Пауэр, включая в розетку электрический чайник. — Полагаю, мы правильно поступили, что дали вам знать?

— Да, конечно.

— Кофе хотите?

— Да, если можно.

Она открыла буфет, достала коробку с печеньем и расставила на своем письменном столе, среди бумаг, синие чашки и блюдца. Порывшись в буфете, она извлекла оттуда сахар и банку сгущенного молока.

— Мы не знали, посылать за вами или нет. В какой-то день она все время, не переставая, твердила ваше имя, и пришлось разыскивать вас через вашего поверенного. В Италии, должно быть, чудесно?

— Я люблю Италию.

— В приюте святой Фины, думаю, ей жилось неплохо. Там о ней отзываются с большой теплотой. Сюда они звонят каждый день.

— Приют святой Фины?

— Да, она там работала. Это приют для престарелых монахинь.

Закипел чайник. Сестра Пауэр молча заварила кофе — вообще, длинные паузы в разговоре ее нисколько не смущали.

— Пока у нее были силы, она все время молилась. Просила у Бога одного: чтобы оставшиеся в живых утешились в своем горе. И чтобы Ирландия вняла Божьему слову.

Я промолчал. Сестра Пауэр предложила мне еще печенья, но я отказался. Затем монахиня встала, и мы вернулись в палату.

— Джозефина, — тихо позвал я.

— «Вынеси этим людям по бутылке портера», — велел мне твой отец. Он ведь никогда ни о ком не забывал.

— Да, он был добрый.

— «Хочется одного, — говорила твоя мать, — Закрыть глаза и ничего не видеть». Какие только образцы обоев я ей не предлагала! А ей все было безразлично. Дом в Корке для нее не существовал.

Джозефина опять закрыла глаза и тут же их снова открыла.

— Имельда, — сказала она. — Святая Имельда.

И с этими словами умерла. Четки безжизненно повисли на ее пальцах.

Дородный седовласый священник не без чувства произнес слова заупокойной молитвы, и я подумал, что он, наверно, знал Джозефину и уважал ее за смирение и набожность. Сбившись в кучку, монахини из приюта святой Фины шептали, когда это требовалось, слова молитвы. Как только наша небольшая толпа начала расходиться, появились двое могильщиков с лопатами.

— Простите, — услышал я за спиной голос священника, повернулся и подождал, пока он со мной поравняется. — Я знаю, кто вы. Вы ведь приехали из Италии.

— Да.

— На нее снизошел покой.

— Да.

Он зашагал со мной рядом. Ветер трепал его стихарь. Было ужасно холодно.

— Вы могли бы спокойно остаться в Ирландии, сэр. Прошло ведь уже достаточно времени.

— Значит, она поэтому меня вызывала?

— Сейчас уже с вами никто возиться не станет. Уж вы меня простите, мистер Квинтон, что я так говорю.

Я вернулся в Италию — к своему Гирландайо, к своим чайным розам и ирисам. И к святым, которых так чтят итальянцы. К святой Имельде из Болоньи, которую упомянула Джозефина и в один день с которой родилась моя дочь; к святой Кларе, которая спасла Ассизи; к святой Екатерине, которая отрезала себе волосы, чтобы никто не захотел на ней жениться. Святой Криспен был сапожником. Святой Павел делал шатры. В пустыне, где молился святой Эвтимий, из земли забил живой источник. От мертвого тела святого Зенобия расцвело увядшее дерево. В старости я полюбил святых.

На вокзале во Флоренции в огромных керамических вазонах цвели азалии, потрясающие цветы, красные, желтые, кремовые, искусно подобранные по цвету — я специально поехал через Флоренцию, чтобы ими полюбоваться. «Когда изучаешь жизнь святых, — сказала мне монахиня в больнице, после того как Джозефина упомянула святую Имельду, — то убеждаешься, что без ужасов и несчастий они не стали бы святыми. Вспомните жизнь Господа Нашего». Джозефина всегда была посредницей, служанкой — даже при смерти. В Килни жила моя душевнобольная дочь, и все же Джозефина хотела, чтобы я вернулся: в Ирландии иногда бывает, что безумных принимают за святых. В Ирландии ведь вообще любят легенды.

Марианна

4 апреля 1971 года

На кладбище он меня не заметил и даже не искал глазами в толпе. А может, все они были правы и мне уже много лет назад следовало вернуться в Дорсет, в этот прелестный городок? Может, все эти разговоры о вечном сражении были безумием, глупостью с моей стороны?

Для меня же время остановилось. Ребенок, священник, лица теток, стрелки часов, отсчитывающих время, которое потеряло всякий смысл. Дни, часы, месяцы, годы — все смешалось, пока я ждала.

В темноте я спускаюсь вниз — не могу заснуть. В письмах, которые мы могли бы написать друг другу, все равно всего не напишешь — я же понимаю, я все понимаю.

12 января 1976 года

Я закрываю глаза и опять оказываюсь в Вудкоме. На душе спокойно, усталость куда-то исчезает, потом возвращается вновь.