Пастернак

Вечером тяжелого дня, блуждая по Москве, он вдруг понял, что жить без Зинаиды Николаевны не будет, что год пережитого им счастья стоит всего дальнейшего существования, и отправился в Трубниковский, где располагалась квартира Нейгауза. «Мне отпер Г<енрих> Г<уставович>. Der spat kommende Gast? * кажется сказал он, я плохо расслышал. Я прошел к 3<ине>. Она спросила меня, что нового, с чем я явился. Мне трудно было что-либо оформить. Что же ты молчишь? сказала она и вышла запереть за Г. Г., он отправился на сборный концерт. Я увидал на аптечной полочке флакон с иодом и залпом выпил его. Мне обожгло глотку, у меня начались автоматические жевательные движенья. Вяжущие ощущенья в горловых связках вызывали их. Что ты жуешь? Отчего так пахнет иодом? спросила Зина, воротясь. Где иод? и закричала и заплакала, и бросилась хлопотать. Меня спасло то, что она на войне была сестрой милосердия. Первую помощь подала она, потом побежала за доктором...»109

Всё произошедшее дальше было настоящим чудом. После многих лет безрезультатных хлопот об улучшении жилищных условий, многочисленных отказов, которые Пастернак получал из официальных инстанций на свои заявления, когда можно было отчаяться и опустить руки, новая квартира в Доме Герцена на Тверском бульваре была выделена почти молниеносно. Это произошло, конечно, благодаря настойчивости Бориса Леонидовича и доб

* Поздний гость? (нем.).

171

рой воле двух писателей. И. В. Евдокимов в то время заведовал распределением квартир от Союза писателей, и, хотя лишней не было, он взялся помочь. Вместе с П. В. Слетовым они решил отделить по комнате от своих собственных квартир, чтобы выкроить небольшую площадь для Пастернака. Там он с Зинаидой Николаевной и ее детьми прожил несколько месяцев, а потом решили поменяться в квартиру на Тверском бульваре въехала Евгения Владимировна с Женей, а новая семья Пастернака перебралась обратно на Волхонку.

Казалось бы, многочисленные перемещения и перетасовки, бытовые мелочи повседневности какое отношение они могут иметь к биографии поэта, к его мироощущению и самостоянию? Как видим, громадное. Трагическая история ухода Пастернака от первой жены, расставания с сыном, встраивания в новую жизнь выглядела бы, очевидно, иначе, если бы не осложнивший ее донельзя «квартирный вопрос». Ощущение, что узел постепенно распутывается, возникло у всех участников этой истории только к осени 1932 года, хотя говорить о полном успокоении, конечно, не приходилось. Мы еще не упомянули о нескольких попытках Пастернака вернуться к Евгении Владимировне, которые он предпринимал и которые всякий раз заканчивались новыми разрывами. О переживаниях сына Жени, который метался между обожанием отца и стремлением защитить мать. О намерении Пастернака забрать Женю к себе, когда жизнь, наконец, стала обустраиваться, и об отчаянии, которое, конечно, испытала по этому поводу Евгения Владимировна. Одним словом, по этой житейской канве можно было бы бесконечно вышивать витиеватые узоры. Но остановим себя и обозначим финал:

172

Евгения Владимировна осталась жить с Женей на Тверском бульваре, куда Борис Леонидович регулярно и охотно заходил.

Он много общался с сыном, импровизировал для него на рояле, читал вместе с ним книги, занимался его образованием, внимательно следил за развитием. Со временем жизнь на Тверском наладилась и стала для Пастернака привлекательной, обрела ореол чистоты и одухотворенности: «Сейчас был у Жени. Светло у них, чисто. Маленькие, маленькие две комнаты. Молодцы они оба, как живут, как держатся!! Женек мне Таинственный остров вслух читал, подперши голову рукой. Читал, как корабль пиратов на воздух взлетел, и как с берега стали ловить обломки, и прозу эту читал, как лирику, благородно, нараспев, печально; и был очень красив в профиль, очищенно красив, чуть- чуть даже капризно изящен. А Женя напротив него сидела и палитру чистила, умная, грустная, дружелюбно понимающая. А когда я домой пошел (ну откуда быть юмору!), я подумал, что, ведь, вот они сейчас такие, какими я их всегда желал, нет, в тысячу раз чудеснее, но в желаемом именно направленьи: и такими сделала их печаль, моя и их, и то, что я им не мешаю быть естественными...»110

Любовь и восхищение к отцу сын пронес через всю жизнь, невзирая на семейные драмы. Евгения Владимировна так впоследствии и не смогла устроить свою жизнь. За ней ухаживали друзья Пастернака, среди них Борис Пильняк, с которым, вероятно к счастью, она не стала связывать свою судьбу. В 1938 году она даже решилась принять предложение молодого инженера Д. В. Лясковско- го, одаренного и интересного человека, брак с кото

173

рым, увы, оказался недолгим и неудачным. Обожженная личностью и близостью Пастернака, она не могла найти ему достойной замены.

«...А ты прекрасна без извилин»