Пассажиры

– О таком, какое тебя не касается. Мне казалось, у нас уговор. Ты живешь своей жизнью, а я – своей. Не задавая вопросов.

– Что ты натворил, Патрик?

Опустив газету, он вздохнул.

– Это… неосмотрительность. Мне понадобились деньги, чтобы уладить недоразумение.

София ощутила биение пульса где-то в горле.

– Ты попался, так ведь? Тебе надо было откупиться.

– Я же сказал, ты живешь своей жизнью, а…

– Ты и мою жизнь обосрал, к чертям! – вскричала она. – Кто это был? Что ты натворил?

– Мать одной девочки неправильно все истолковала, и я воспользовался деньгами, чтобы гарантировать, что больше никто этого неправильно не истолкует.

– Так ты что, откупился от нее? Каким же надо быть родителем, чтобы позволить тебе выйти сухим из воды?

– Ты в самом деле гнобишь ее за то, что она посмотрела на это дело сквозь пальцы? Чья бы корова мычала, моя дорогая…

– А что, если она заявится, требуя еще денег? Или пригрозит обратиться в газеты или в полицию?

– Не явится и не обратится; она подписала соглашение о неразглашении. Она мне чуть руку не откусила вместе с баблом.

– Где это ты добыл соглашение о неразглашении?

– Составил мой друг-адвокат. Довольно стандартное.

– О боже! – На Софию накатила дурнота. – Сколько раз ты это проделывал?

Патрик поглядел на нее поверх очков:

– Ты и вправду хочешь знать?

София и хотела, и нет.

– Этому надо положить конец. Ты должен сдаться в полицию, другого выхода нет.

– Нет. Я этого не сделаю. В тюрьме меня съедят живьем.

– Тогда ложись в больницу и пройди лечение.

– Да нет никакого лечения для таких, как я! Уж ты-то должна это знать. Мои… потребности… впечатаны в мой мозг. Компенсаторные механизмы не работают.

– И что тогда? Так и будешь до конца жизни растлевать детей и откупаться от их родителей?

– Я бы не так выразился, – Патрик покачал головой.

– Ты насчет «растлевать»? С чего бы это? От себя не отвертишься, растлитель малолетних. Я замужем за растлителем малолетних.

– И знала об этом давным-давно, так что не пытайся меня убедить, что это для тебя новость.

Прикусив губу, София отвела взгляд.

– Патрик, умоляю. Так продолжать нельзя. Твое поведение меня убивает. Я должна кому-то сказать…

Хлынувшие слезы, размыв тушь, побежали по щекам черными ручьями. Оставив газету на подушках, Патрик поднялся на ноги. Ласково положил ладони ей на плечи, словно ради увещевания.

– Сожалею, София, искренне сожалею, но продолжать в том же ключе – единственный путь. Если публике станет известно, что ты знала обо мне, но мы остались вместе, или что это наши деньги я употребил в обмен на родительское молчание, тогда твоя жизнь встанет с ног на голову так же быстро, как моя. И, клянусь тебе, один я на дно не пойду. Как ни больно мне будет, но я поведаю всем, кто имеет слух, какую роль сыграла ты.

Взор Софии застлала красная пелена. Отведя руку назад, она наотмашь изо всех сил влепила ему пощечину. Толчком одной руки Патрик отпихнул ее к стене, где София не удержалась на ногах и грудой съехала на пол. Потерев саднящую щеку, муж невозмутимо налил себе бренди из графина.

– Может, мне тебя соблазнить? – походя полюбопытствовал он. – Обычно это помогает затуманить твои глаза, подглядывающие сквозь пальцы…

– Зачем тебе губить меня? – умоляюще спросила София. – Что я тебе такого сделала?

– Ты лишила меня шанса стать отцом. Я знаю о твоей стерилизации. Твой врач звонил, чтобы осведомиться, как ты поправляешься, не зная о моем неведении и твоем обмане.

– Как могла я завести от тебя ребенка, зная, на что ты способен?

– Это могло бы изменить что-то внутри меня, но теперь-то нипочем не угадаешь, а?

София беспомощно смотрела, как Патрик, пожав плечами, направился из кабинета прочь небрежной походкой, на ходу потягивая из бокала…

…Вдруг громкий стук вернул ее к действительности: какой-то предмет, отскочивший от заднего стекла авто, заставил ее вздрогнуть. София обернулась к источнику звука в тот самый миг, когда второй предмет врезался в дверь.

– Господи! – вскрикнула она, а Оскар затявкал.

Настороженно поглядев за окно, София впервые увидела, что улицы запружены людьми, глядящими на ее автомобиль, медленно проезжающий мимо. Без слухового аппарата она не могла понять, что они кричат, но в их гневных жестах и искаженных лицах прочла глубокую ненависть к себе. Некоторые принялись швырять в ее автомобиль что под руку подвернется – камни, булыжники, комья земли. София загородилась рукой, когда впереди мужчина на мосту поднял шлакоблок, идеально подгадав момент, чтобы отпустить его. Завизжала, когда тот отскочил от ветрового стекла на капот, оставив на армированном стекле кольца трещины, напоминающие паутину.

– Пожалуйста, перестаньте! – умоляла она дрожащим голосом. – Прошу, простите. Умоляю, просто скажите, чтобы оставили меня в покое. Я знаю, что поступила дурно, я лишь хочу умереть с миром.

Она испустила очередной пронзительный вопль, на этот раз когда о ветровое стекло, боковые окна и двери, расплескав жидкость, разбились бутылки, заткнутые горящей ветошью. И в конце концов автомобиль с ускорением устремился прочь от толпы, будто пылающая комета.