Действительно ли Петр Афанасьевич говорил чудовищные вещи про поезд без машиниста или мы мирно беседовали об отвлеченных вещах и книгах? Сейчас я стоял спиной к столику, за которым мы сидели, и боялся оглянуться.
Были мы в зале одни с самого начала или все эти люди находились тут, когда я появился? Пришел я поужинать или мы с Петром Афанасьевичем завтракали, а за окном искрилось солнечным светом летнее утро?
«Мамочка, где я? Что происходит? Что творится со мной?»
– Федор!
Когда прозвучало мое имя, я не сразу понял, что обращаются ко мне. Мало ли Федоров на свете? Я не связал этот окрик с самим собой. Но голос раздался еще раз, громче и настойчивее. До меня наконец дошло, что звали меня, и я обернулся.
Петр Афанасьевич восседал за столиком – тем самым, откуда я только что выскочил. С того места, где я стоял, столик был хорошо виден: круглобокий чайник с чашками, кристаллы сахара в хрустальной сахарнице, золотистые полукружья лимона, аккуратно нарезанные куски яблочного пирога – свежеиспеченного, с аппетитной корочкой. Петр Афанасьевич, живой и здоровый, голубоглазый и седовласый, приветливо улыбался и махал рукой, подзывая меня.
– Что вы там застыли, Федя? Заблудились, что ли? Идите скорее, чай стынет!
Ни за что на свете, под угрозой жизни не смог бы я в ту минуту приблизиться к столу, сесть и как ни в чем не бывало заговорить с Петром Афанасьевичем. И уж тем более не сумел бы пить чай с пирогом.
Промычав что-то невнятное, я рванулся к выходу. Люди, кажется, оглядывались, говорили что-то мне вслед. Возмущенно клокотала стриженая официантка, Петр Афанасьевич растерянно окликал меня по имени.
Или, возможно, все это звучало лишь в моем воображении, а на самом деле за спиной был пустой зал, полный пыли, старой рухляди и гниющих отбросов.
Зал, полный жутких теней и чужих воспоминаний.
Глава 14
– Если в бочку с медом сунуть ложку дерьма, будет целая бочка дерьма. И не спорь!
– Я не спорю, Димон, но и ты пойми! А платить кто будет – Пушкин? Безвыходная ситуация.
– Ни хрена не безвыходная! Бабка моя рассказывала, как мать ее ночью на мороз выкинула. Засунула в сугроб. Прокормить не могла, лишний рот, ну и… А бабка выжила – там не простой сугроб оказался, а навозная куча. Тепло было. Утром мать пришла – девчонка живая. Решила, что это знак.
– К чему ты это?
– К тому. Вот там, в сугробе, была безвыходная ситуация!
– Чего у тебя все про одно – то дерьмо, то навоз.
– А потому что жизнь такая.
В тамбуре курили двое подвыпивших мужичков, и на секунду, когда я увидел их, испугался, как бы они не остановили меня, не заговорили. Общаться сейчас я ни с кем не мог. Всюду были обман, иллюзия, сплошной ужас.
Страх и отчаяние гнали меня, как охотничьи псы гонят волка. Вагон за вагоном, купе и плацкарт, без остановок… Не глядя по сторонам, я несся вперед, двери хлопали мне вслед, и хлопки казались издевательскими аплодисментами. Мне нужно было добраться до машиниста. Больше я ни о чем не думал, не позволял себе думать.
К тому моменту, как наткнулся на этих философов в вытянутых трениках, я промчался уже через восемь вагонов. В боку резко закололо, меня согнуло, как от удара, и я был вынужден остановиться, сделать передышку. Пытаясь прийти в себя, облокотился на стену. Мужики поглядели на меня слегка осоловевшими глазами и продолжили беседу.
Я не слушал, о чем они говорят. Не до того было: остановившись, я вновь принялся размышлять, и окружающая действительность обрушилась на меня, как поток горячей лавы, ошпаривая мозг. В голову, как ни гони их прочь, лезли мысли о случившемся в вагоне-ресторане. Сознание мое раздвоилось: призрачные голоса, перебивая друг друга, нашептывали каждый свое.
Один уговаривал пойти в купе и прилечь, отдохнуть до прибытия поезда – он старался убедить меня, что я болен, сошел с ума.
Второй торопил: беги дальше, выясни! Поговори с тем, у кого есть ответы. Тебя дурят, водят за нос – нужно узнать, кто за этим стоит!
Был еще и третий голос. Поначалу слабый и невнятный, он набирал силу с каждым пройденным вагоном.
«Все бесполезно, – говорил он. – Тебе некуда идти. Нет никакого машиниста, Петр Афанасьевич прав. Остановись, что толку ходить по кругу, как цирковая лошадь?»
А если это правда? Люди часто пропадают, выходят из дома и не возвращаются, и никому – ни родным, ни полиции не удается отыскать их следов. Исчезновение списывают на преступников, маньяков и бандитов. Но вдруг все иначе? Что, если они, как и я, по какой-то неведомой причине попадают в круг, оказываются запертыми там, откуда не могут вырваться?!
Кто знает, сколько их – кругов: на земле, в воздухе? Может статься, Бермудский треугольник и другие аномальные зоны – это как раз такие круги. Ты ступаешь нечаянно, застреваешь внутри, и пути обратно уже никогда не будет… Никогда!
Петр Афанасьевич, возможно, прав: надо привыкнуть к этой мысли и перестать метаться. Здесь, в поезде, всегда будут еда и вода. Тут сухо и тепло, есть крыша надо головой и даже неплохой вид из окна.