— Вынужден признать, что такое может случиться — и случается. Конечно, не часто, могу вас заверить, но иногда бывает…
Мистер Лейзенби снова вытащил трубку:
— Давайте не будем отвлекаться на частные проблемы. Сейчас речь идет не о кризисной ситуации в какой-то отдельной стране. Налицо мировой кризис. Должны быть приняты меры на правительственном уровне. Манроу, необходимо подкрепить полицию армией, нужно начать военные действия. Герр Шписс, ваша нация всегда великолепно воевала, и вам известно, что бунт необходимо подавлять вооруженным путем, прежде чем он станет неуправляемым. Я уверен, что вы согласны с таким подходом.
— С подходом — да, но мятежи уже вышли из-под контроля! У бунтовщиков есть винтовки, автоматы, взрывчатка, гранаты, бомбы, отравляющие и прочие газы…
— Но ведь стоит только пригрозить им ядерной войной, и…
— Это вам не школьники, у армии молодежи имеются ученые: молодые биологи, химики, физики. Ввязаться в ядерную войну в Европе… — Герр Шписс покачал головой. — Уже была попытка отравить источник воды в Кёльне возбудителем брюшного тифа.
— Все это просто немыслимо! — Седрик Лейзенби с надеждой оглядел коллег:
— Четвинд? Манроу? Блант?
К удивлению Лейзенби, ответил только адмирал:
— Не знаю, при чем тут адмиралтейство, это не совсем наше дело, но я дам тебе совет, Седрик. Если твоя жизнь тебе дорога, возьми свою трубку, прихвати побольше табаку и беги как можно дальше от района любой ядерной войны, которую ты собираешься начать.
Улетай в Антарктиду или куда-нибудь еще, куда не скоро доберется радиация. Профессор Экштейн нас предупредил, а он знает, о чем говорит.
Глава 18
Постскриптум полковника Пайкавея
На этом совещание прервалось. Канцлер Германии вместе с премьер-министром, сэром Джорджем Пэкхемом, Гордоном Четвиндом и доктором Райхардтом отправились на ленч на Даунинг-стрит.
Адмирал Бланд, полковник Манроу, полковник Пайкавей и Генри Хоршем остались, чтобы обсудить все в несколько более свободных выражениях, чем позволяли себе в присутствии важных персон.
Первые высказывания были довольно бессвязными.
— Слава богу, что они забрали с собой Джорджа Пэкхема, — произнес полковник Пайкавей. — Вечно он волнуется, дергается, удивляется, подозревает…
Иногда он действует мне на нервы.
— Адмирал, вам следовало бы поехать с ними, — заметил полковник Манроу. — Вряд ли Гордон Четвинд или Джордж Пэкхем смогут отговорить нашего Седрика от поездки к русским, китайцам, эфиопам, аргентинцам или к кому еще черт его занесет.
— Мне нужно кое-что прощупать, — сердито заявил адмирал. — Съезжу-ка я в деревню навестить старого друга. — С некоторым любопытством он посмотрел на полковника Пайкавея:
— Эта история с Гитлером действительно была для вас неожиданностью?
Пайкавей покачал головой:
— Не совсем. Нам были известны слухи о появлении в Южной Америки Адольфа и о том, что там уже много лет развевается флаг со свастикой. Шансы на то, что это правда, — пятьдесят на пятьдесят. Кем бы ни был этот парень — сумасшедшим, самозванцем или настоящим, — он довольно скоро отдал концы. Об этом тоже ходят слухи, болтают разное: он не был таким уж подарком для своих сторонников.
— Вопрос о том, чье тело нашли в бункере, по-прежнему горячо обсуждается, — заметил Блант. — Никакой идентификации проведено не было, об этом позаботились русские.
Он встал, кивнул остальным и направился к двери.
— Наверное, доктор Райхардт знает правду, — задумчиво проговорил Манроу, — хоть и выражался уклончиво.
— А канцлер?
— Разумный мужчина, — проворчал адмирал, обернувшись. — Он вел свою страну, куда считал нужным, и тут вдруг эта молодежь затеяла свои шалости с цивилизованным миром — жаль! — Он кинул проницательный взгляд на полковника Манроу:
— Как насчет золотоволосого чуда, сына Гитлера? Вы все о нем знаете?
— Не стоит беспокоиться, — неожиданно ответил полковник Пайкавей.
Адмирал отпустил дверную ручку и вернулся на свое место.
— Все это выдумки. У Гитлера никогда не было сына, — продолжал полковник Пайкавей.
— Но вы же не можете быть в этом уверены!
— Мы уверены. Франц-Иосиф, Юный Зигфрид, идолизированный вождь, — это мошенничество высшей пробы, самый обыкновенный самозванец. Он — сын аргентинского плотника и красивой блондинки немки, она пела в опере вторые партии, от нее-то он и унаследовал свою внешность и звенящий голос. Его выбрали среди множества других и тщательно готовили к роли, которую ему предстоит сыграть. В ранней юности он был профессиональным актером. На ноге у него выжгли клеймо в форме свастики, состряпанная о нем легенда полна романтических подробностей. С ним обращались как с будущим далай-ламой.
— И у вас есть доказательства?
— Исчерпывающие, — усмехнулся полковник Пайкавей. — Их добыл один из моих лучших агентов.