Некоторые из них можно читать, только имея крепкие нервы, но с этим необходимо свыкнуться: газовые камеры, камеры пыток и все то, о чем говорили на Нюрнбергском процессе. Но это была великая традиция. Обретение силы через боль. Они были хорошо натренированы, эти мальчики, чтобы не дрогнуть, не отступить и не поддаться минутной слабости. Даже Ленин, проповедуя свою марксистскую доктрину, провозгласил: «Прочь мягкотелость!» Это было одним из главных его принципов при создании совершенного государства. Однако мы мыслили слишком узколобо. Мы замыкали нашу великую мечту только на великой немецкой нации. Но ведь есть и другие нации, и они тоже могут достичь величия через страдание и насилие.
Мы должны уничтожить все мягкотелые законы, все унизительные формы религии. Есть религия силы, старая религия викингов. И у нас есть вождь, хотя еще молодой, но с каждым днем набирающий силу. Как там сказал кто-то из великих? Дайте мне инструменты, и я все сделаю. Что-то в этом духе. У нашего вождя уже есть инструменты, и их будет еще больше. У него будут самолеты, бомбы, средства химической войны, будут солдаты, будет транспорт, будет флот и топливо. У него будет то, что можно назвать лампой Аладдина: потрешь — и тут же появляется джинн. Все в твоих руках: средства производства и средства обогащения. Наш юный вождь — вождь по рождению и по призванию. У него все это есть. — Она захрипела и закашлялась.
— Давай я тебе помогу, — сказала леди Матильда и повела ее, поддерживая, назад к креслу.
С трудом сдерживая дыхание, Шарлотта села:
— Грустно быть старой, но я еще долго проживу — достаточно, чтобы увидеть триумф нового мира. Именно это и нужно твоему племяннику. Я позабочусь об этом. Власть в своей стране, он ведь к ней стремится?
Ты готова поддержать там наше движение?
— Когда-то у меня было влияние, но сейчас… — Леди Матильда печально покачала головой. — Все в прошлом.
— Все вернется, моя дорогая, — заверила ее подруга, — ты правильно сделала, что приехала ко мне. У меня есть некоторое влияние.
— Это великое дело, — сказала леди Матильда. Она вздохнула и тихо произнесла:
— Юный Зигфрид.
— Надеюсь, вам было приятно повидать свою старинную подругу, — сказала Эми, когда они ехали назад в гостиницу.
— Если бы ты слышала, какую чепуху я молола, то не поверила бы своим ушам, — ответила леди Матильда Клекхитон.
Глава 16
Говорит Пайкавей
— Известия из Франции очень плохие, — сказал полковник Пайкавей, стряхивая со своего мундира облачко сигарного пепла. — Я слышал, как Уинстон Черчилль говорил это во время прошлой войны. Вот человек, который умел говорить ясно и понятно и не больше чем следует. Это выглядело очень впечатляюще. Нам сообщали только то, что мы должны были знать. Что ж, с тех пор прошло много времени, но теперь я повторяю те же слова: известия из Франции очень плохие.
Он откашлялся и вновь стряхнул с себя пепел.
— Известия из Италии очень плохие. Известия из России, я полагаю, могли бы быть очень плохими, если бы русские об этом сообщали. У них там тоже неприятности. По улицам маршируют отряды студентов, разбивают витрины, атакуют посольства. Известия из Египта очень плохие. Известия из Иерусалима очень плохие. Известия из Сирии очень плохие. Это все более или менее нормально, так что особенно беспокоиться не стоит. А вот известия из Аргентины, я бы сказал, странные. Действительно, очень странные. Аргентина, Бразилия и Куба объединились. Называют себя Федеральными Штатами золотой молодежи или что-то в этом роде. У них есть армия. Хорошо обученная, хорошо вооруженная, с прекрасным командованием. У них есть самолеты, у них есть бомбы, чего только у них нет! И кажется, они даже знают, как со всем этим обращаться, что еще более ухудшает дело. Кроме того, там повсюду толпы поющих людей. Они распевают шлягеры, старые народные песни и давно забытые боевые гимны. Они движутся вперед, прямо как Армия спасения. Нет, никакого богохульства, я не критикую Армию спасения. Она принесла очень большую пользу. И девушки, такие симпатичные в своих чепчиках.
Он помолчал немного и продолжал:
— Я слышал, нечто подобное происходит и в цивилизованных странах, в том числе и у нас. Надеюсь, некоторых из нас все еще можно назвать цивилизованными? Помнится, на днях один из наших политиков заявил, что мы — великолепная нация, и главным образом потому, что мы либеральны, мы участвуем в демонстрациях, мы бьем стекла, мы избиваем любого, если не находим себе занятия получше, мы боремся с удовольствием, демонстрируя жестокость, и с нравственной чистотой, сбрасывая с себя одежду. Уж не знаю, о чем он думал, когда все это говорил, политики редко это объясняют, но выразиться цветисто они умеют. На то они и политики.
Он замолчал и посмотрел на своего собеседника.
— Печально, весьма печально, — ответил сэр Джордж Пэкхем.
— Даже не верится, это так тревожно, я даже не знаю… Это все ваши новости? — жалобно спросил он.
— Неужели этого недостаточно? Вам трудно угодить.