Он умолк на полуслове, потому что дверь вновь распахнулась и в комнату вошел человек. Очень известный человек, чье слово многие годы было во Франции не просто законом, а даже выше закона. Для собравшихся в этой комнате встреча с ним явилась неприятным сюрпризом.
— Приветствую вас, дорогие коллеги! — начал маршал. — Я пришел вам помочь. Наша страна в опасности. Необходимо действовать, и немедленно! Я поступаю в ваше распоряжение. Всю ответственность за действия в этом кризисе я принимаю на себя. Ситуация может быть опасной, я это знаю, но честь превыше опасности. Спасение Франции превыше опасности. Они направляются сюда, это огромное стадо студентов, преступников, выпущенных из тюрем, среди них — убийцы и поджигатели. Они распевают песни. Они выкрикивают имена своих учителей, своих философов, которые направили их на этот путь мятежа, тех, кто приведет Францию к гибели, если ничего не предпринимать. Вы сидите здесь, болтаете языком и льете слезы, когда надо действовать! Я уже вызвал два полка, поднял по тревоге военно-воздушные силы, послал шифровки нашему ближайшему союзнику, моим друзьям в Германию, потому что в этом кризисе она — наш союзник! Бунт должен быть подавлен. Восстание, мятеж! Угроза мужчинам, женщинам и детям, угроза собственности! Я иду к ним, чтобы подавить этот бунт, я буду говорить с ними как их отец, как их вождь. Ведь эти студенты, даже преступники, — мои дети, это будущее Франции, я скажу им об этом. Они непременно меня послушают. Надо сменить им руководство, ввести студенческое самоуправление. У них маленькие стипендии, они лишены возможности жить нормально, пообещаю им все это. Я буду говорить от своего собственного имени и от вашего тоже, от имени правительства. Вы сделали все, что могли, вы действовали, как считали нужным. Но требуется более сильное руководство. Я беру его на себя! Я иду. Мне предстоит еще послать несколько шифрованных телеграмм. Я придумал, как можно использовать ядерные средства. Мы взорвем их в пустынных местах и как следует напугаем толпы демонстрантов, но сами-то мы прекрасно знаем, что эти взрывы не будут представлять реальной опасности. Я все тщательно продумал. Мой план сработает наверняка. Идемте, мои верные друзья, идемте со мной.
— Маршал, мы не имеем права позволить… вы не можете подвергать себя опасности. Мы должны…
— Я никаких возражений не слушаю. Я бросаю вызов судьбе.
Маршал направился к двери:
— Мои люди ждут снаружи, мои отборные солдаты.
Я иду говорить с этими юными бунтовщиками, с этим цветом молодежи, я объясню им, в чем состоит их долг.
Он исчез за дверью с величием ведущего актера, играющего свою любимую роль.
— Bon Dieu[7], он и вправду это сделает!
— Он рискует жизнью, — заметил синьор Вителли. — Это смелый поступок. Да, он храбрец, но что с ним будет? Учитывая накал страстей среди этих юнцов, они просто могут его убить.
Мсье Пуассоньер не сдержал довольного вздоха. Может быть, именно так и произойдет, подумал он. Да, может быть.
— Это вполне вероятно, — сказал он вслух.
— Да, они действительно могут его убить.
— Конечно, этого никто не хочет, — осторожно добавил мсье Гросжан.
В душе мсье Гросжан желал этого. Он на это надеялся, однако присущий ему пессимизм говорил, что дело редко оборачивается так, как хотелось бы. В действительности же существовала значительно более кошмарная перспектива: вполне вероятно, как показывает опыт, что каким-то образом маршал сможет заставить возбужденную и жаждущую крови толпу студентов выслушать его речи, поверить его обещаниям и потребовать, чтобы ему вернули ту власть, которой он когда-то обладал. В карьере маршала уже было два или три подобных случая. Его личная притягательность была столь сильна, что политические оппоненты маршала терпели поражение там, где меньше всего этого ожидали.
— Мы должны его остановить! — воскликнул он.
— Да, да, — поддержал его синьор Вителли, — мир не должен его потерять.
— Чего я опасаюсь, — сказал мсье Пуассоньер, — так это его связей в Германии. У него там слишком много друзей, и вы знаете, в военном смысле немцы прогрессируют очень быстро. Они могут воспользоваться этой возможностью.
— Bon Dieu, bon Dieu, — вздохнул мсье Гросжан, вытирая пот со лба. — Что же нам делать? Что мы можем сделать?.. Что это за шум? По-моему, это выстрелы?
— Нет, нет, — успокоил его мсье Пуассоньер, — это гремят подносами в столовой.
— Есть одна подходящая случаю цитата, — сказал мсье Гросжан, большой поклонник драматического искусства, — дай бог ее вспомнить. Из Шекспира: «Неужели никто не избавит меня от этого…
— …неистового священника», — подсказал мсье Пуассоньер. — Это из пьесы «Бекет».
— Безумец вроде нашего маршала хуже любого священника. Священник, по крайней мере, существо безвредное. Правда, даже его святейшество папа только вчера принял делегацию студентов и благословил их! Он называл их «дети мои».
— Христианский жест, — с сомнением предположил мсье Койн.
— Даже с христианскими жестами можно далеко зайти, — заметил мсье Гросжан.
Глава 14
Конференция в Лондоне