Идалия заприметила в нем весьма впечатляющего человека, пусть намного старше возраста щеголя. Кавалергард, уже успев оценить привлекательность светских дам и их яркость, спешил воочию встретить облик одной из них, прихватив с собой покровителя. Слух о том, что брак Полетики был по расчету, тайно ходил по Петербургу.
– Луи Геккерн, – представил Дантес своего компаньона.
Дом на Моховой, где жили Полетики, ничем не отличался от мест проживания столичного света, разве что меньшим количеством комнат и прислуги. Барон Геккерн на ту пору, никогда не имевший романов за всю жизнь, занимался политикой и был зачарован взглядом юной обожательницы света. Первая же мысль его была при встрече «хороша…», но не более. Барон был упертый холостяк. Но в дружбе с Дантесом имел к нему нежные чувства, более желая видеть в нем продолжение рода, и задумался ранее об его усыновлении, к тому же в положение юному Дантесу пришел бы титул барона Нидерландов. На эту авантюру был согласен и настоящий отец юного обер-офицера, угрюмый, крепко державший себя в руках.
В его руках была ее ладонь, и, подчеркивая жест признания, барон прижал ее к своим устам. На ум ей тут же пришли поцелуи ее мужа. Его губы были не столь горячи, как этот, и не столь легки.
В следующем их разговоре Идалия отметила, что барон по отношению к ее мужу моложе, но стариковскими взглядами не отличался от человека старшего, хотя и с молодым взором.
– Барону нравится пребывание в столице Петра? – Идалия спросила на русском, по-французски она говорила, но плохо. В детстве она не обременяла себя стараниями в изучении языка Мольера. Скорей, вопреки, после Отечественной войны изучала, так как велел свет общества. Но перед представителем элиты этого языка она не стала показывать, насколько плохо им владела.
– Oui, Dame et votre avis moi plus captive de la capitale de votre état5, – говорил барон, бросая косые взгляды на ее мужа, но Полетика был знаком только с немецким языком и принял значение его взгляда как светское общественное значение этикета.
На что ожидавший дальнейшего приглашения за стол Дантес только усмехнулся. Идалия ему также нравилась, но лишь своей внешностью, и, зная высокое положение ее мужа, решил бросить мысли о знаменитой вольнодумке тут же. Засидевшись за столом, лица, принадлежащие дворцовым свитам, вели незатейливый разговор о политике, о Бонапарте, где Геккерн словно извинялся за предшественника Людовика XVIII и за поход войной на Москву. Из уст Идалии речь за столом зашла о поэте Пушкине.
– Он решил же, дитя, пардон, не прихотлив, но в состязаниях как щенок, – сказал Геккерн о Наполеоне I.
В действительности же речь его имела в виду Пушкина.
– Пушкин, – переключился на нее Геккерн, – младенец, он дитя. Неплохо пишет сочинения. Как говорят.
За столом прошел легкий смешок.
– При дворе он словно орел, но тут же если бы не «комендант», – так называли во французских сословиях царя не встречавшие Николая I воочию.
– Ему бы быть modeste, – подметил Геккерн.
– Скромнее, – пояснил Дантес.
За столом опять прошелся смешок.
– Не понимаю, отчего вам не нравится Пушкин. Серьезные вещи, между прочим, пишет. Я редко читаю, но журнал «Современник» ныне у всех на устах, – сказал ротмистр кавалергардского полка.
Полетика выглядел старше своих лет, но был младше Пушкина на год. Гости обернулись на него. Жорж Дантес, служивший в полку при ротмистре, продолжил поедание куска жареной курицы и поспешил при этом запить красным вином, юный подносчик вина тут же добавил в его фужер. Дантес кивнул ему в знак благодарности и продолжил жевать пищу.
– О русских не судят, – заметил Геккерн, вновь повеселив присутствующих франтов.
После трапезы для развлечения в семье Полетиков намечался расклад пасьянса, но Идалия уже ощущала скуку. Но после обеда гости как-то еще не спешили их покинуть.
– Гринька! – окликнула прислугу домохозяйка.
И тут же за дверьми, куда крикнула Идалия, послышались шаги, на пороге стоял Григорий.
– Что прикажете, матушка? – спросил он.
Его сапоги были начищены, как налакированы, что составляло впечатление, что в доме Полетиков все должно быть в идеале.
– Прикажи гитару подать, – сказала Идалия.
– Сию минуту, – дворецкий тут же исчез.
Спустя некоторое время появился гитарист, специально державшийся в холопах мастер игры на гитаре. При своей жизни он ни в чем себе не отказывал.
За время его ожидания Идалия как могла развлекала гостей.
– А пока мы станем вокруг, Жорж, милый, – обратилась она к Дантесу.
Дантес поплелся к ней, как ручной, но без особого желания.
– Ваше место, – блистающим взглядом она обратилась к Геккерну, – здесь.
Она предложила ему встать рядом с собой. Игра бы продолжала свое начало, но тут появился Андрей.
– Андрей! Давай нашу старомодную, – сказала она музыканту.
Тот уселся на табурет и начал перебирать струны. По правде, ноты он не знал и лишь три струны задействовал, но звучание их было замечательно в тон его голосу. Андрей к этому моменту уже был слегка поддат. Идалии Григорьевне нравилась игра на гитаре.
– Ульянка, дайте-ка Андрейке стопочку, – приказала она в дверь.