Паштет

- Я занимаюсь фехтованием на ножах. Но ножа у меня с собой нет. Ты же тоже не носишь с собой алебарду? - старательно строя фразы в соответствии с дурацкой немецкой грамматикой и ставя глагол обязательно на второе место, заявил Паша. Попутно он успел подивиться тому, как ухитряются немцы понимать такие нелепые сооружения, ведь если переводить дословно получалось диковатое "Но я имею с собой нет совсем нож!"

- Она больше, чем нож. С ней неудобно ходить - резонно возразил здоровяк - алебардьер.

- А нож у тебя есть? - тут же контратаковал Паша.

- Нож есть. Почему ты спросил? - удивился алебардщик.

- Так твой приятель меня обвинил в том, что я с ножом хожу. Как все русские.

- Это просто ему грустно. У меня есть девушка, и она ездит с нами на соревнования. А у него девушки нет. Это есть печально. А ты имеешь девушку? - старательно избегая скользкой темы, спросил рекон.

Знал бы он, что эта тема еще более скользкая.

- Нет, сейчас не имею - грустно признал печальный факт Паштет.

- Ты не думай, если ты альт, то мы к альтам относимся хорошо, у нас есть знакомые альты - вдруг понес непонятную околесину алебардщик. И мечник кивнул.

- Не понимаю. Что такое - альт? - удивился Паша.

- Альтернативная ориентация - немного, в свою очередь, поразившись паштетской неграмотности, ответил рекон.

- Это какая ориентация? Ты что ли меня в гомосексуалисты определил? - обиделся Паштет.

Немцы переглянулись несколько испуганно.

- Я не хотел тебя обидеть! - тут же заявил чуточку протрезвевший алебардьер. А Паша краешком мозга опять удивился тому, как странно лепят слова в предложении немцы, потому как, поддав, теперь приходилось с некоторым напрягом понимать - как это так: "Я хотел нет тебя обидеть!"

- Мы совершенно толерантные! - подтвердил мечник, тоже несколько поспешно.

- И как, не тошнит? - съязвил Паша.

Немцы переглянулись. Определенно они напугались. Даже странно. Тут до Паши дошло, что у себя в Германии эти парни уже привыкли держать язык за зубами, потому как нетолерантность там карается быстро и просто. Никакой карьеры и никакой нормальной работы - марш в никчемушные маргиналы.

- Нет, я натурал. Просто с вашим чертовым феминизмом женщины сильно испортились. Расслабьтесь - вы, как было сказано в начале нашей встречи - в России. Здесь не надо быть толерантным черт знает к чему, можно иметь свое мнение и спокойно его высказывать - свысока просветил гостей Паша.

- Мы можем тоже иметь свое мнение - вздохнул алебардщик.

- Только держите его при себе. Говорить вслух нельзя? - подковырнул его Паштет.

Немцы переглянулись.

- Да, я знаю, у вас свободная страна. Полная свобода помалкивать. Не то, что тут в тоталитарной России. Вы сами натуралы? - вырвался на оперативный простор разрезвившийся Паша. Реконы осторожно кивнули, ожидая от Паши порции насмешек и провокаций, но тот, поглядев на постные рожи собеседников, решил не глумиться над убогими и сказал просто:

- Хорошие были раньше принципы у вас. Четыре "К".

Немцы не поняли.

- Küche, Kinder, Kleider, Kirche (Кухня, дети, платья, церковь) - напомнил им старый немецкий лозунг Павел. Он не то, чтоб был приверженцем этого самого лозунга, но кольнуть германцев хотелось. Другое дело, что самому ему попадались как на грех девицы не умевшие готовить, что, по мнению Паши уже было грехом великим, да и в жизни имевшие странные цели. Последняя его знакомая была вроде неплохой девчонкой, но почему-то взявшей в голову, что для покорения мужчины надо быть стервой и вести себя по-свински. До того была дурочка с адским гламуром в виде идеала, а перед той симпатичная, но упертая динамщица, уверенная, что мужчины вокруг сделаны только для того, чтобы безвозмездно содержать ее, такую красивую и осчастливившую этот мир уже своим появлением в нем. Ну то ли нормальные девушки ходили не по тем дорогам, что Паштет, то ли еще что. Хотя спроси его кто - а что такое нормальная девушка - наверное, сразу бы и не ответил. Да и немецкий лозунг тоже как-то не годился. Кухня и дети - еще ладно, а вот платья и церковь уже как-то не дугу. Хотя верующие Паштету особо на пути не встречались, а всякие Свидетели Иеговы проходили под тем же разрядом, что и цыганки-гадалки, то есть - шарлатаны. То, что девушка должна быть для глаза приятна, это было ясно. А вот дальше-то что? Что нужно, чтоб искра проскочила? Сам Паша на этот вроде бы простой вопрос ответить не мог, это было досадно. Тем более, что пока еще дела обстояли не так, как у безвестного шотландца в песне:

Мне нужна жена -

Лучше или хуже,

Лишь была бы женщиной,

Женщиной без мужа.

Толстая, худая -

Это всё равно,

Пусть уродом будет -

По ночам темно.

Тема оказалась животрепещущей. Про девушек заговорили с удовольствием и только иногда законопослушные свободные немцы жались и переглядывались, когда обладавший "русской рабской психологией" Паштет проезжался беспощадно по толерантности и феминизму, обличая и то и другое со страстью первых христиан.