Потом старший канонир рявкал, прикрывавшая пушку пехота шарахалась в стороны и в проем, уже заваленный трупами атакующих ахал злым громом выстрел, отбрасывая огненным плевком трупы, калеча и обжигая живых. Периодически пушкари перекатывали пушку то влево, то вправо, что позволяло бить чуточку наискосок в амбразуру, кося атакующие толпы сбоку. Наглядная мощь пушечного огня поразила Паштета и теперь совершенно не к месту он поверил в давно читанное, что при обороне Севастополя дальнобойная батарея номер 30 по приказу своего командира - Александера, чья странная фамилия вот так врезалась своей странностью в память, ведя огонь по дальним объектам, сметала атакующую батарею пехоту пороховыми газами.
Строй, работая как один человек, делал невозможное - толпы татар бились в кровь о стену гуляй-города, но ничего у них не получалось, что очень удивляло Пашу. Раньше он такого как-то не видал, когда вот так наглядно войсковой порядок показывал свое превосходство над неорганизованной толпой. В тех компьютерных играх и фильмах, которые ему доводилось видеть, все сводилось к куче поединков, здесь такого и близко не было, зато переваливавшиеся на эту сторону редкие татарские воины встречались сразу двумя - тремя стрельцами или наемниками, которые без затей и дуэлей рубили и резали врага быстро и надежно. Через щиты мало кто ухитрялся перебраться, явно конструкторы отлично знали, какой высоты должна быть преграда, потому оборонявшиеся просто рубили появлявшиеся на гребне руки, раньше, чем нападавшие успевали подтянуться. И почему-то больше всего это напоминало странную мясорубку. Не было красивого фехтования, не было пируэтов и прыжков, патетических жестов и этикета. Была лютая беспощадная резня, в которой обе стороны знали - либо победа, либо - сдохни. Без сантиментов. И резались старательно, без красивостей, так что кровь хлестала струями, брызги разлетались округ, щиты словно халтурщик - маляр покрасил, да и всех бойцов заляпало изрядно. На сапог Паштету, после очередного выстрела в лезших через проем татар, словно жирная лягушка прыгнула. Глянул - розово - серый шматок. Стряхнул с сапога и только сильно потом сообразил - мозгом чужим ляпнуло.
В полдень штурм как-то затих, хотя справа был слышен шум рукопашного боя - визг и лязг далеко слышны. Там вовсю резались. Паша спохватился, что не перезарядил с ночи двустволку и тут же исправился, хотя и хватило соображения сделать это по -возможности незаметно для камарадов. Все-таки не хотелось лишний раз светиться своим необычным оружием.
Присели передохнуть на станину пушки. Ноги свинцом налились и разболелось плечо - чертов ночной гость долбанул кинжалом все-таки сильно, может даже и повредил сустав или ключицу попортил. Остальные воины тоже сели, кто где стоял.
Но не все - Гриммельсбахер и пара таких же проходимцев шмыгнули в орудийный промежуток перед щитами, распихав не без труда завал из мертвецов и умирающих. Сотник стрельцов - коренастый, бородатый мужичина с колючими глазами, поглядел на это хмуро и неодобрительно. Подошел, как бы безотносительно выговорил в воздух длинную тираду из которой Паша понял не больше половины. Получалось, что этому офицеру по душе пришлась четкая и слаженная работа пушкарей и его люди по-прежнему прикрывать будут немчинов, но лазить за забор не надо - раненых много, а взять чего полезного не получится - татары пустили первым делом самых убогих и бедных своих вояк. Типа вымотать русичей, а вот дальше пойдет народец посерьезнее, потому торопиться не суразно.
Хассе кивнул в ответ. Потом пожал плечами и изобразил физиономией вполне себе международное выражение: "Что с дураков возьмешь?" Сотник поморщился опять укоризненно, но спорить с чужеземцами не стал, сказал только, что татарове вскоре вновь полезут, поменяют побитые отряды на свежие - и полезут. Без пороха им никак. И назад не солоно хлебавши - тоже. В прошлый год Москва сгорела, толком не пограбили в пожарище-то. А рабы не так дороги, мала нажива на всю орду. Если и этот раз не разживутся богатством - будут совсем нищими, а им и султану дань давать и самим на прокорм. Так что - полезут. Скоро. Деваться им некуда. Кремль брать надо.
Паштет навострил ухо. Этого москвича он понимал более-менее, хотя почти половина слов была либо незнакома, либо вроде знакома, но по смыслу не подходила. Вот вроде как с сербом говорить. Хотя, конечно, понятнее, чем с сербом.
Старательно подбирая слова и пару раз прибегнув к помощи старшего канонира, который, как ни странно, русскому разумел лучше, Паша не удержался и спросил:
- Что это за ухари? Головорезы? Зачем явились ночью? - и показал на трупы визитеров.
Ответ удивил - потому как сотник презрительно скривил волосатую физиономию и вроде как собирался даже плюнуть, потом видно передумал - жажда уже донимала не только немчинов.
- Убожие.