Паштет

Болотина не сдавалась, держала плотно, но муха в патоку попала настырная, упертая и когда уже вечер пришел, Паштет смог лечь горизонтально и увидел носки сапог, высунувшиеся над водой - сначала левый, потом - правый. Теперь оставалось проползти эту пару метров жижи, подстраховываясь веревкой и опираясь на рюкзак с палаткой. Дыша запаленно, словно загнанная лошадь, подбодрил себя хриплой похвалой и загребая ладонями тугую, стеклистую, словно студень, черную воду, по сантиметрику стал двигаться вперед. Сил уходило немеряно и невиданно, но сейчас жалеть их было никак нельзя. Наконец, под рукой затрещали пряди сохлой травы, хлипкие веточки какого-то чахлого кустарника, хватаясь за них, выволок себя на сухое место. Еще на последних каплях сил вытянул подмокшие сидор с палаткой, удивившись мимолетно, насколько они тяжеленные и как получалось, что они не тонули, а потом завалился ничком, понимая, что надо бы просушиться, разложить на островке промокшие шмотки, но на все это уже силенок просто не было вовсе. Лежал словно выжатое белье, приходя медленно в себя и глядя на белесую траву, в которую упал лицом. Мокрая одежка давила как деревянный бушлат, холодила кожу, отнимая тепло. Надо, надо собраться и встать, но - не получалось.

А вроде как и темнеть начало. Обругав себя на все корки, Паштет сумел подняться на четвереньки, потом сать на ноги. Его шатнуло в сторону, на подгибающихся-то коленках. И ноги какие-то были мягкие, словно вареные макароны. Пришлось сесть, потому как испугался. что завалится опять в болото - островок был хоть и длинным, но узким - пара-тройка неверных шагов - и здравствуй глубина, весь я твой! Начал пробирать озноб, водичка-то была не как в ванной дома. Ругаясь и этим себя подбадривая, Паштет еле - еле стянул сапоги, вылил из них воду, начал развешивать на сухостойных елочках свою одежку, стараясь ее отжать по возможности, но не шибко преуспевая в этом. Усталость навалилась нешуточная, придавливая словно бетонной плитой. Еще и нос зашмыгал, что совсем не понравилось, только еще заболеть с самого начала не хватало. А темнело все увереннее и увереннее, потому приходилось пошевеливаться. Откуда-то взялись злющие комары, добавили красок в картинку. Хорошо, что Паша извозюкался в грязище и теперь обсохшая пленка стягивала кожу, но попутно и комарам не получалось вонзить свои голодные жала в закупоренные грязью поры. Зато зудели от души. В рюкзак набралось немного воды, но то, что Паша заботливо упаковал в мешки из прорезиненной ткани - осталось сухим и частично удалось переодеться, сразу стало теплее. Под руку попалась булькнувшая фляга и напомнила этим, что горячего бы сейчас хлебнуть было б очень к месту.

Вытащил сухой спирт, набулькал в котелок воды - оказалось, к сожалению, что там ее со стакан всего, и заварил какой-то молочный напиток из пакетика, который был в той хоревой коробке концентратов. Вскрыл банку с тушенкой, пока вода грелась, успел сожрать половину, когда в голову пришло, что вообще-то с огнем надо бы поосторожнее, тут, в 1941 году много нервных людей, которые на огонек не то, что придут, а просто влепят длинную очередь из пулемета. От костерка отказался, хотя можно было бы сухостоя наломать. Решил, что блеклый огонек спиртовки с полукилометра не заметят. С наслаждением выпил горячее молоко, сразу стало куда веселее. Палатка внутри оказалась практически сухой, устроился в ней, словно в спальном мешке, накинув сверху для тепла ватник и портки, попутно удивляясь тому, что в общем-то ночь - теплая. Ожидал, что хуже будет, холоднее. Лёха несколько раз пожаловался, что мерз по ночам, как собачий хвост, а ему, Паштету - вполне комфортно. Тепло в желудке, наверное, помогает. Протер, как мог, ружьецо, патроны поменял на те, что в рюкзаке были, пристроил оружие рядом с собой.

И только собрался уснуть, как непойми с чего накатило, аж зубы застучали. Вот так вдруг пришло, наконец, осознание того, что чуть не сдох сегодня. Близенько старушка с косой прошла, очень близенько. Только бы сошлась над головой потревоженная ряска - и все. Ни следа не останется. Как и не было. И это почему-то напугало. Именно - бесследностью своей. Отсюда, из прошлого как-то залихватская удаль с прыганьем в портал по - другому смотрелась. Там, в будущем, в голову не пришло подумать о родителях. Почему-то уверен был, что вернется, словно в отпуск скатавшись по зарубежью. А вот не выбрался бы из болота - тогда что? Старичок в аэропорту деликатно про родителей не говорил, почему-то больше на детей упирая, а когда Паштет пошутил - не очень удачно, что типа он придерживается идеологии "чайлдфри" - старикашка разозлился не на шутку. Раскипятился всерьез. И выдал от души прямо Паше в лицо нелицеприятное.