Паштет

- Спокойно, спокойно, не паникуй, Павлуша! - громко и наставительно сказал сам себе Паштет. Не очень обдряюще вышло, но тишину мертвецкую все же шуганул. Давила его эта беззвучность, нервничать заставляла тем, что безжизненно это место. Вспомнил, что сбоку от рюкзака веревка приделана. Если удастся ее снять, то можно примотать конец к ружью и зашвырнуть тулячку на островок, на эти пару метров он сможет метануть. А там торчит какой-то елковый сухостой, глядишь и зацепится якорем, и, потихоньку подтягиваясь по веревке, уже можно будет выкорчевать себя из этого паскудства. Очень соблазнительно так попробовать. Будь островок подальше - и думать бы не стал, а тут - вот он под носом почти. Так то бы постарался ползти, опираясь на ружье перед собой, читал, что некоторые охотники именно так выбирались из похожей беды.

Зашарил неловко в жиже, нащупывая непослушными пальцами моток веревки. Вроде бы достал, но чтоб ее отстегнуть, пришлось вывернуться мало не наизнанку, снимая лямку с плеча. И вроде бы еще глубже просел, ненамного, на пару сантиметров наверное, но дрожь ознобная прошибла. Показалось, что сейчас ухнет в эту жижу как топор и - передернуло от мутного ужаса. Попустило - не ухнул. Висел, как поплавок весом в центнер. Очень неустойчивый поплавок, надо заметить. И еще тоненькой струйкой лезло в башку совсем дурацкое, что топь эта не то, что осмысленно держит, но вот может там какая нечисть сейчас хихикает и неизвестность глубины внизу тоже холодила сердце и разум.

- Ладно. Чем я глубже погружаюсь, тем меня сильнее обратно выпихивает - опять же, чтоб не было тут так могильно тихо, по возможности бодро заявил Паштет, ковыряясь в мотке грязной и - черт ее дери - уже ухитрившейся спутаться веревке. Попытался вспомнить, что там было у Архимеда с его законом, но вертелась только глупое и неуместное, школьное еще:

"Тело, кое вперто в воду,

не теряло веса сроду.

Оно прет из под воды

весом выпертой воды".

Нашел конец, распутал с запасом - метра четыре, булькая и шлепая этой жижей, и с замиранием сердца ожидая, что сейчас провалится велосипед от этой возни, или рюкзак перестанет поддерживать. Привязал веревку на три узла к шейке приклада. Попримерялся, как швырять будет, и метнул со всей дури. Вертясь нелепым бумерангом, двустволка улетела на островок и елочки дохлые хрустнули от удара.

- Есть! - выдохнул с облегчением Паштет. Подергал за веревку, сначало нежно, тихонько, опасливо, потом злее и сильнее. Ружьецо зацепилось за что-то и хорошо зацепилось. Перевел дух попаданец. Чуточку легче стало. Самую капельку. Теперь в голову пришла идея примотать веревку другим концом к затонувшему велосипеду, глядишь и удастся потом с островка выдернуть, если рвануть как надо, со всей дури. Деревья-то вроде вон - совсем недалеко, с полкилометра, там значит край болота этого, потом велик еще пригодится может. Опираясь на плотик из рюкзака и палатки сунул руку туда, за седло, нащупывая заднее колесо.

К своему удивлению ничего не нашел. Полез глубже, больно уколол ладонь обо что-то. Отдернул руку. Полез из-под задницы, опирающейся на седло, трогая седло, шток, крепящий сидушку к раме, дальше по раме, багажнику, грязевой щиток странно куцый... Опа! И очень сильно удивился, сначала себе не поверив. Не было у велосипеда заднего колеса. Стал тщательнее щупать чертову тягучую жижу, с трудом понял - уколовшись еще несколько раз - срезало часть колеса, словно ножом, теперь колесо не круглое, торчат ссеченные огрызки спиц и вот под рукой как раз срез - палец в дырку попал, скользкие стенки, камера, похоже. Еще раз проверил - нет, так все и есть. Примотал свободный конец веревки к рюкзаку под собой, увечный таким странным способом лисапед вытягивать из болота смысла не имело. Пал верный железный конь в самом начале, но со славой, удерживая еще хозяина на поверхности, подпирая самоотверженно его седалище.

Сколько времени Паштет потратил на то, чтоб отвоевать свои ноги у трясины - он бы и сам не сказал, солнышко лихо по небу прокатилось, пока Паша, наваливаясь на свои мешки, старался лечь горизонтально, слышал он как-то, что главное в трясине не сидеть колом вертикально, поверху ложиться надо. Вот и рвал себе жилы, по миллиметрику вытягивая из подсасывающей глубины свои ножки в сапожках. И так это было трудно, что показалось ему, будто подметки от сапогов отвалились, а может - и задники тоже. Мычал Паштет, рычал, стонал, откидываясь спиной на мокрый чехол палатки и тянул, тянул, то одну ногу, то другую, до красных кругов в глазах, до полуобморока. Никогда раньше так напрягаться не нужно было, сроду такой лютой нагрузки организм не получал. Только бы не спечься, только бы выдюжить! Отдай ноги мои, сука! Отдай!