Читаем Пасадена полностью

Он не любил разговоров о войне. Можно было подумать, что Брудер никогда не участвовал в сражении, — так мало он рассказывал о солдатской жизни. Его можно было бы укорить в том, что он так скоро забыл свое военное прошлое: откуда взялся у него на виске этот шрам? Похоже, шрапнель повредила его память. Но Брудер ничего не забыл. Каждое утро, просыпаясь на рассвете, он вспоминал о березовом лесе; думал он о нем и в часы отдыха, с Фукидидом в руках; заканчивая день и ложась в постель, он снова видел его перед собой. Днем было то же самое, особенно когда он встречал Уиллиса и солнце бросало отсвет на медаль, придавая ему геройский, убедительный, но обманчивый вид. Они воевали вместе и в тяжелый час заключили между собой сделку. «Ты — мне, я — тебе» — давнее правило. Не оно ли было двигателем всего? Земли, собственности, обладания, состояния, даже сердца? Кто-то имеет нечто, более ценное для другого человека. Брудер не часто давал слово, но если уж давал, то не нарушал его, и к концу тысяча девятьсот двадцать пятого года он стал управляющим на ранчо Пасадена, еще молодой, неопределенного возраста человек, которому уже успело наскучить окружение — вся эта голубая кровь и белая кость — и который был связан самыми разными договоренностями; но даже теперь Брудер ни за что не открыл бы секретов, которые пообещал хранить. С кем эти договоренности были самыми крепкими? Сначала с Уиллисом, потом с Дитером и вот теперь с Розой. Причины у всех были разные, разной была и степень себялюбия, но по рукам ударяли, и хотя Брудеру казалось, что от этих договоренностей ему сплошная выгода, теперь, так же ясно, как заснеженные вершины Сьерра-Мадре, он видел, что может кое-что потерять. Не собственность, нет — это как раз дело наживное. Он терял Линду. И винил в этом то себя, то ее.

Настанет еще день, когда он обо всем этом заговорит.

* * *

В двенадцать часов дня тридцать первого декабря капитан Уиллис Пур появился в садах на лошади по кличке Белая Индианка и, проехав между рядами деревьев, объявил работникам, что до второго января у всех выходной. Работники сложили пустые ящики в пирамиды, закинули на плечи лестницы и вернулись в упаковку, где девушки забивали последние гвозди в крышки ящиков. Парни заговорили о том, куда они пойдут вечером выпить, девушки придумывали, как бы ускользнуть от бдительных глаз бабушек или миссис Вебб. Кое-кто из работников и упаковщиц договаривался встретиться где-нибудь в укромной аллее поодаль от Колорадо-стрит, за простой черной дверью, из-за которой льются звуки маримбы. За вход платили мелкой монетой, в заведении танцевали, тратили деньги на молочно-белый пульке — самогон из сока молодой агавы, а совсем поздно ночью парни уже забывали о том, чтобы оставить хоть сколько-нибудь денег на утро, покупали себе текилы, щедро поили девушек, на которых положили глаз, и к полуночи их карманы окончательно пустели — разве что им везло и чья-то хорошенькая ручка утаскивала их встречать Новый год, но это было дорогое удовольствие, которое далеко не каждый из них мог себе позволить.

После того как Уиллис распустил сезонников, работал только один Брудер — он старательно приводил в порядок дерево за деревом, приставляя к каждому из них лестницу, и как будто понятия не имел, что все ранчо давно уже отдыхает. Он прекрасно это знал, но не собирался останавливаться на полпути. Он работал до тех пор, пока в конце сезона с последнего дерева не был сорван последний апельсин. С высоких ветвей был хорошо виден дом, Брудер смотрел на него и думал, как там сегодня Роза. Она болела, но не говорила ему, что с ней, и он с волнением думал, то ли это, чего он больше всего боялся; но то, чего он боялся, было страшной правдой. Однако ему казалось, что Роза все делает наперекор Уиллису, и Брудер старался как мог, чтобы ее с хозяином пути почти не пересекались. Брудер прекрасно знал, что слушать его советов она ни за что не станет, как знала и Роза, что, хоть Брудер и прав, она просто не сумеет внять его предупреждениям. Брудер спрашивал Линду, известно ли ей что-нибудь, но Линда неизменно отвечала: «Я обещала Розе, что никому ничего не скажу». Линда славилась многими талантами, но только не умением хранить секреты. Она сказала: «Уверена, мне не нужно говорить тебе, что неправильно». И еще: «Уверена, мне не нужно говорить тебе, как мне важно держать свое слово».

Брудер чувствовал, что Линда его в чем-то обвиняет, и он пододвинулся, чтобы обнять ее. Он знал, что они не понимают друг друга, только не подозревал, насколько сильно. Если он и был в чем-то уверен, так это в том, что никто и никогда не спутает Брудера и его дела с Уиллисом и его делами.

Перейти на страницу:

Похожие книги