— Через два часа мы выступим и на их плечах ворвемся в Маракаибо. Все добровольцы дона Антонио разбежались, несколько сотен солдат мы перебили, им нечего нам противопоставить. А кроме того, у нас есть мощный союзник — паника, которая сидит в душе каждого испанца.
Воклен, ле Пикар и Ибервиль, державший на перевязи раненую руку, молчали, но чувствовалась, что они полностью поддерживают своего вожака.
— Я им говорил все то, что ты говоришь мне сейчас, но они не хотят больше ждать, они хотят уплыть и требуют свою половину денег. Они говорят, что оказали тебе сегодня большую услугу, и требуют справедливого воздаяния.
Олоннэ, не говоря больше ни слова, взял со стола шляпу, водрузил на голову и, твердо ступая, вышел во внутренний двор. Там за давешним столом сидело человек восемь или десять английских и голландских корсаров — выборные от команд тех двух кораблей, что признавали своим командиром Шарпа.
— Садиться за стол в чужом доме без приглашения хозяина невежливо.
— Так в чем же дело, Олоннэ, пригласи. Ведь у нас есть о чем потолковать, — весело крикнул, обнажая огромные желтые зубы, капитан Баддок, его товарищи поддержали его одобрительным галдежом.
— К своему столу я приглашаю только друзей, — сухо заметил Олоннэ.
— А-а! Вот как ты заговорил. Подумай, кому ты угрожаешь? Тем, кто только что добыл тебе победу! — продолжал вещать Баддок. — Мы хотим только одного: получить те деньги, что полагаются нам по договору. Если ты человек чести, то ты не станешь торговаться, как не стали торговаться мы, когда дон Антонио хотел взять тебя за горло.
— Он хотел взять за горло всех нас,
— Тебя в первую очередь. Из-за тебя он проявил столько прыти, собирая испанских псов по всему Мэйну. Не я, не Шарп и не ле Пикар с Вокленом убили его дорогого сыночка Педро. Надеясь отомстить тебе, он гоняется за тобой по всем морям. Возле мыса Флеао мы от него отбились, сегодня, с Божьей помощью, тоже. Но третий раз испытывать судьбу желания нет. Ни у меня, ни у людей из моей команды.
Олоннэ выслушал эту речь достаточно спокойно. Свидетели перепалки считали, что он немедленно постарается заткнуть пасть наглецу. Олоннэ так бы и сделал, но он слишком хорошо знал: так же, как этот бристольский крикун, думают очень многие, даже из числа французов, и с этим приходилось считаться. Драка между командами нужна ему сейчас ничуть не больше, чем утром. Победа над людьми Шарпа и Баддока, скорей всего, стала бы поражением в войне с доном Антонио.
— Хорошо, — сказал Олоннэ.
— Что хорошо?! — все с тем же напором спросил Баддок.
— Моя совесть чиста, я сделал все, чтобы спасти вас от этого, но вы сами рветесь в бездну.
— В какую еще бездну!? Перестань говорить загадками. Скажи лучше, когда отдашь деньги.
— Сейчас.
— Сейчас?!
Такого поворота не ждал никто, даже самые оптимистически настроенные англичане.
— Половину? — подозрительно прищурился Баддок.
— Конечно, как договаривались на Тортуге.
Теперь полезли глаза на лоб у ле Пикара, Воклена и Ибервиля.
— Как я вижу, ваши выборные уже здесь, правильно? Воклен при вас откроет сундуки. Если понадобится взвесить что-то, можете принести свои весы.
Радость на лицах Баддока, Шарпа и остальных англичан сменилась сомнением. Такая безропотная и полная сдача позиций походила на ловушку.
— Чего молчите и чего ждете? Воклен, доставай ключи.
— Почему это ты стал таким добрым, а, Олоннэ?
— Нет, добрым я не стал. Особенно по отношению к вам. Я вас считаю не только предателями, но и дураками. За двести пятьдесят тысяч реалов вы в моем лице приобретаете врага по гроб жизни.
— Угрозы можешь оставить при себе.
— Да, ты прав. Пустые угрозы — это то же самое, что собачий лай. Я забыл сказать, у меня будут к вам два условия.
— Что еще за условия? — насторожился Баддок.
— Вы сейчас объявите, что не будете претендовать на те деньги, которые я добуду после того, как наши пути разойдутся.
— Это само собой разумеется.
— Лучше, если вы об этом объявите прилюдно.
Соответствующие слова были произнесены.
— Какое второе условие? — поинтересовался Шарп, не принимавший до этого активного участия в разговоре.
— Второе? Вы немедленно, как только погрузите ящики с деньгами на борт, отплывете.
— Как, ты не дашь нам даже запастись питьевой водой?! — Возмущение Баддока было справедливым, по законам «берегового братства» так поступать не полагалось.
— Хочу тебе напомнить, мой любезный враг, что озеро Маракаибо пресноводное. Когда солнце коснется тех деревьев, я буду считать себя вправе атаковать вас.
С этими словами Олоннэ вернулся в дом, где приступил к прерванному обеду. Ле Пикар, Ибервиль и Воклен присоединились к нему немного позже. Они не могли позволить, чтобы процедура раздела добычи прошла без их наблюдения. Присоединившись же, они обрушили на своего капитана шквал недоумения:
— Что ты делаешь?!
— Что ты задумал?!
— Что нам сообщить командам?!
— Они нас разорвут на части!
Олоннэ был невозмутим: