Более значительным проявлением разложения армии Колчака на Дальнем Востоке явилось восстание во Владивостоке, возглавленное чешским генералом Гайдой. История его коротко такова: в начале осени во Владивосток прибыл ген. Гайда со штабом и свитой, состоявшей из группы эсеров — Солодовникова, Краковецкого (вдохновителя иркутского юнкерского восстания в 1917 г. и одного из деятелей Комуча, армиями которого он командовал), затем энесов — Моравского, Знаменского и других вождей антибольшевистского движения, намозоливших себе руки на убийстве рабочих и крестьян на Урале и в Западной Сибири. Разногласия между Гайдой и Колчаком, наступившие после первых поражений колчаковской армии, отдаленно выражали собою противоречия между империалистическими державами, которые для обеспечения своего влияния создавали свои военные группировки внутри белого движения. Гайда и его соратник генерал Сыровой по указке Франции руководили контр-революционным движением с лета 1918 г., они свыклись со своей ролью спасителей старшей сестры-славянки, России, и без борьбы не хотели уступать место новым претендентам на эту роль, русским генералам, которые больше ориентировались на Англию и Японию. Однако Гайда в этой интриге оказывается побежденным и снимается с командования в армии Колчака, после чего он отправляется на Дальний Восток с мыслью использовать там в своих целях возрастающее недовольство солдатских масс против белогвардейского правительства. Для того, чтобы добиться своих планов, будущий вождь чехо-словацкого фашизма обряжается в демократическую тогу (иначе ведь массы не пойдут за ним), разыгрывает роль левого генерала и окружает себя политическими авантюристами типа демократов Солодовникова, Краковецкого и компании. Опираясь на горсточку чехо-словацких войск и спровоцированных колчаковских солдат, Гайда 18 ноября поднимает во Владивостоке восстание. Сначала дело идет успешно. Восставшие открывают огонь по штабу крепости, захватывают вокзал, ряд домов и важных пунктов. Но генерал оказался нерешительным: вместо того чтобы наступать и дальше, он превратил бой у вокзала в бестолковую стрельбу по невидимой цели. Генерал Розанов, ставленник адмирала Колчака, воспользовался нерешительностью Гайды и, собрав все свои силы, повел наступление на вокзал. Восстание было подавлено. Чтобы избавить штаб Гайды от расправы белогвардейского правительства, вмешалась в дело международная милиция (была такая введена во Владивостоке союзниками, как бы в насмешку над заявлениями о невмешательстве во внутренние дела России), которая под руководством американского майора Джонсона извлекла этих руководителей из рядов восставших, взяла их под свое покровительство и тем спасла им жизнь. Гайда и его свита потом были выданы союзниками русским властям с условием однако, чтобы им не причиняли никаких неудобств и отправили бы за границу. Так печально закончилась в России карьера этого авантюриста, который, возвратившись к себе в Чехо-Словакию, сделался в этой демократической стране главой генерального штаба и фашистского союза легионеров.
О гайдовском восстании во всех подробностях могут написать те товарищи, которые были непосредственными свидетелями и участниками его. Это восстание показало полную неустойчивость власти, терявшей всякую опору в своей армии, а также разложение и бессилие мелкой буржуазии, связывавшей свои вожделения с именем генерала Гайды, который в ее глазах продолжал оставаться выразителем ее антисоветских требований.
Отмеченные выше этапы, которые прошел прогрессирующий процесс разложения колчаковской армии, являлись предпосылкой для настоящей большевистской организации восстания.
Неудавшиеся попытки к перевороту, предпринятые рядом товарищей, не приносили существенных результатов прежде всего потому, что вопросам восстания, как особо требующего изучения искусства, ими не было уделено должного внимания: страдала техника организации, благодаря чему провал одного из руководителей обрекал на гибель все дело. Мы уже не говорим о том, что все такого рода попытки пренебрегали рядом условий (политических, стратегических и т. д.), без которых не могло быть победы. Это в свою очередь сужало их планы до размеров небольших местных, оторванных от масс заговоров, которые не могли дать больше того, как организовать перебежку десятка-двух колчаковцев в ряды партизан.