Партизанский фронт

«…Налеты партизан приняли столь угрожающие масштабы, что не только снизилась и значительно отстает от установленных норм пропускная способность дорог, но и вообще на ближайшее будущее положение вызывает самые серьезные опасения… Следует особенно учитывать, что в последнее время особенно возросла сила налетов и соответственно усугубились их последствия. Потери в людях и особенно в драгоценнейшей материальной части очень велики… Только в зоне главной железной дороги дирекции группы армий «Центр» подорвалось на минах число паровозов, равное месячной продукции паровозостроительной промышленности Германии. Кроме того, 38 паровозов спущено под откос…»[5]

О том, что за люди входили в группу наших подрывников, свидетельствует вот этот эпизод.

После возвращения с одной из диверсий Иван Кирильчик, хитро улыбнувшись, рассказал подрывникам о происшествии, случившемся на днях якобы с одним из партизан соседнего отряда.

— В июле командир отряда «Беларусь» Покровский послал знакомого мне подпольщика в южную часть Смолевичского района в отряд «Разгром» с очень важным пакетом. Передав пакет, связной отправился в обратный путь. Приближаясь на своей подводе к переезду, он увидел у шлагбаума двух гитлеровцев. Сердце у него тревожно сжалось, но поворачивать обратно уже было поздно — они махали руками и орали: «Быстрее, быстрее езжаль!»

— Кто ви ест? — спросил унтер, остановив лошадь.

— Человек, господин офицер, — ответил тот, нарочно завышая ранг унтера.

— Че-ло-фэк! Ха-ха, он челофэк! Зи маль[6], — обратился унтер к рядом стоявшему солдату, — ето ест челофэк.

Унтер тупо улыбнулся.

— Ви не ест челофэк, ви ест хазе[7], даваль аусвайс[8] и бежаль прямо, прямо…

Партизан понял, что его хотят подстрелить, как зайца. Что делать?

— Аусвайс! — Гитлеровец вскинул автомат. Партизан быстро оглянулся кругом, сунул руку в боковой карман пиджака и крикнул:

— На, гад!

Один за другим прогремели два выстрела, и оба оккупанта рухнули на землю. Мгновенно соскочив с телеги, он схватил автоматы с запасными магазинами и спрятал их под сено. Потом стащил трупы в кусты и вскачь погнал лошадь…

Чуянов, посмотрев на рассказчика, воскликнул:

— По-видимому, тем партизаном был Иван Кирильчик?

— Возможно, — улыбнувшись, ответил тот.

Возвращаясь через несколько дней после диверсии, в результате которой был подорван уже третий паровоз и восемь вагонов, груженных различной боевой техникой противника, Кирильчик на некоторое время исчез в лесу.

— Вот возьмите два автомата, а то когда я еще буду в этих местах, — без всякой рисовки сказал он Чуянову.

Слава о боевых делах нашего отряда быстро вышла за пределы Смолевичского района. О нас к концу августа стали говорить в Борисове и Минске и радоваться нашим боевым успехам. К отряду стали тянуться местные колхозники и бывшие военнослужащие, на время осевшие в деревнях. К нам находили путь и бежавшие из лагерей военнопленные.

Мы приобрели немало отважных и самоотверженных друзей среди местного населения. Ими стали братья Иван и Павел Кирильчики из Росошно, лесник Антон Константинович Яцкевич. Во всех близлежащих деревнях мы были желанными, своими. Радость отряда по случаю любого боевого успеха была радостью и для местных жителей. Наши неудачи были и их горем. Каждый считал своим долгом помочь отряду. И надо прямо сказать, что без этой помощи отряд не смог бы долго существовать.

Миновало то время, когда жители в нашем районе при появлении неизвестных им вооруженных партизан прятались на чердаках, в сараях, закрывались на запоры, а то и уходили в лес. Конечно, и позже колхозники в разговоре с незнакомыми партизанами продолжали сохранять осторожность. Они не забывали случаев, когда переодетые оккупанты и полицаи, выдавая себя за партизан, заходили в деревни, спекулировали на патриотических чувствах доверчивых жителей, а потом расстреливали их. Но как только жители убеждались, что мы настоящие партизаны, они всячески помогали нам кто чем мог. Это придавало мстителям новые силы.

…Однажды вышло так, что из лагеря должны были уйти на задания почти все группы. Задержалась только группа Соляника. Собирался дождь. Темные лохматые тучи нависали над бором.

— Ты обожди с людьми, а я доложу Сивакову. Любит он рапорты принимать, — улыбаясь, обратился Соляник к Кислякову. Повесив автомат на шею, он подбежал к костру, у которого, съежившись, дремал командир, и гаркнул: