Партизанский фронт

Автоматчики и пулеметчики взяли немцев на прицел. Возле деревни вражеские солдаты остановились, прокрались в огороды и стали пристально всматриваться в сторону партизан. Ничего не заметив, они начали рыскать по дворам. Вскоре гитлеровцы вывели из одного двора упирающуюся рыжую корову.

— Вот сволочи! Молочка захотели. Ну ничего, пусть только выберутся из деревни! В чистом поле мы им дадим молочка, — возмущенно бросил комбриг.

За деревней гитлеровцы остановились и о чем-то шумно заспорили. Один бросился обратно. Добежав до сарая, он вырвал из крыши пук соломы. Присев на корточки, оккупант стал ее поджигать, но что-то не ладилось у него с зажигалкой.

— По поджигателям и грабителям огонь! — крикнул Тарунов.

Раздался залп, сидевший на корточках так и ткнулся носом в землю. Фашисты, стоявшие с коровой, также рухнули на дорогу. Испуганная корова подпрыгнула и поволокла убитого гитлеровца по вспаханному полю.

Между тем в Заречье бой пошел на убыль. Володя, вернувшийся оттуда, доложил комбригу, что два немецких танка сожжено и два подбито. Немцы понесли значительные потери и в живой силе. Партизаны смогли отойти на западный рубеж.

— А наши как? — взволнованно спросил Василий Федорович.

Ординарец опустил голову. У него не хватало духа сказать о гибели отважного сына Азербайджана капитана Казиева, бесстрашного пулеметчика Городецкого и нескольких других бойцов.

— Чего молчишь? Докладывай! — строго потребовал командир, предчувствуя недоброе.

— Отрядом командует комиссар, — тихо отозвался Володя.

— А Казиев?

— Капитан убит снарядом, всю грудь разворотило.

Тарунов снял фуражку и присел на обгоревшее бревно.

— Эх, не уберегли такого командира! — с горечью промолвил он. — Ведь сегодня только началось, а сколько еще тяжелых боев впереди.

Две долгие недели июня прошло в жарких и трудных боях и стычках с оккупантами. Под натиском превосходящих сил противника отряды, неся потери, оставили сначала Смолевичский, потом Логойский, затем Плещеницкий район и, наконец, по холмисто-лесистой Бегомльщине откатились к самым Паликовским лесам. Попытки прорыва были безуспешными. Враг, чувствуя нашу крайнюю бедность в боеприпасах, все сильнее и наглее теснил нас. От зари до зари на деревни и нас обрушивались тысячи бомб, мин и снарядов.

Враг свирепствовал. Деревни предавались огню, а схваченные советские люди — смерти. Каратели умножали список преступлений всюду, где только могли. Подобно диким расправам в деревнях Хатыни и Мыльнице, учиненным в марте 1943 года, 19 июня 1944 года они совершили такое же злодеяние в логойской деревне Дальва. Согнанные гитлеровцами тридцать детей, двенадцать женщин и два старика заживо погибли в огне подожженного дома. На том трагическом месте высится теперь фигура женщины с доверчиво прижавшимся к ней мальчонкой. На плите надпись:

«Люди! Склоните головы перед памятью жителей деревни Дальва, невинно загубленных 19 июня 1944 года».

И дальше высечены сорок четыре фамилии мучеников…

Дальва — сестра Хатыни…

Огненное вражеское кольцо неудержимо сжималось. И чем оно становилось уже, тем опаснее для нас. Плотность огневых средств и живой силы противника все время возрастала. С каждым днем яснее вырисовывалась надвигающаяся трагедия. Спастись можно было только дерзким прорывом в тыл карателей. Но это был бы подлинный подвиг.

Надо было идти на прорыв. Этого требовал товарищ Мачульский, это понимали и мы. Другого пути для спасения не было. Прорыв был связан с огромным риском, а возможно, и с большими жертвами. Поэтому мы с комбригом решили посоветоваться с партактивом.

— Товарищи, прошу кратко высказать свое мнение о том, что будем делать в создавшейся обстановке? — обратился Тарунов к партизанам, собравшимся ранним утром в лесу у деревни Уборки. — Штаб зоны и мы считаем, что лезть в болото — это идти на неминуемую смерть. Мы продержались уже почти три недели. Били гитлеровцев то тут, то там, маневрировали, выигрывали время. Нам осталось продержаться еще каких-нибудь две трудные недели, пока сюда придет фронт. Сдерживать противника, как делали раньше, мы теперь не сможем — нет боеприпасов. О продовольствии не говорю — летом это для нас не проблема. Кто желает говорить? — Командир замолчал в ожидании ответа.

— А что тут говорить? Командование лучше знает, что нужно делать. Ведь не первый раз фашисты берут нас за горло. Будет боевой приказ, за нами дело не станет, — последовал первый ответ.

— Нужно прорываться. Иначе погибнем. Надо собраться с силами и стукнуть карателям по зубам на узком участке, — сказал командир отряда Щемелев.

— Правильно, — дружно подхватили многие голоса.

— Прорваться почти без патронов — дело не шуточное… Может, все же лучше рассредоточиться поотрядно в районе болота, замаскироваться и пересидеть там оставшиеся дни, — неуверенно предложил кто-то из первого отряда.

— Нет! В болото лезть — гиблое дело. Если уж умирать, так не в вонючей тине.