Партиалы

– И ты меня прости, – произнесла Кира, выпрямилась и потерла глаза кулаками. – Я не на тебя злюсь, а… на весь мир. Но ему в лицо не вцепишься, вот я и решила отыграться на тебе.

Зочи ухмыльнулась, но тут же посерьезнела.

– Я не готова, – прошептала она. – И никто из нас не готов.

* * *

Изольда обводила пальцем рисунок на диване:

– А вообще-то Хару тогда, в Сенате, сказал правду. У нас не осталось детей, только взрослые, которые сами не ведают, что творят.

Девушки притихли и задумались. Кира вспомнила про Маркуса: ведь она ему отказала, а теперь из-за принятого закона все изменилось. Два месяца на то, чтобы все уладить, после чего ее могут арестовать за то, что не стала тем, кем никогда не была. Если суждено родить детей, то уж лучше от Маркуса: Кира не мыслила себя ни с кем другим, по крайней мере, всерьез. Но если она сейчас согласится на его предложение, он поймет, что это из-за закона, а не по любви. Она не может с ним так поступить. И не может пойти ни к кому другому: это ранит Маркуса еще больше.

Да и не хотелось Кире беременеть. По крайней мере, вот так. Если ей суждено дать кому-то жизнь, то потому, что это важно для нее самой, а не по чьей-то указке.

А ведь она только что наорала на Зочи, которая сказала ровно то же самое. Кира не знала, что и думать.

На мгновение, на какую-то долю секунды, Кира подумала о Сэмме. Интересно, окажется ли ребенок, рожденный от партиала, невосприимчив к вирусу?

– А вы помните ваших мам? – спросила Изольда. – Нет, Зочи, не приемных, а настоящих. Тех, что были до эпидемии.

– Немного, – ответила Зочи. – Моя мама была высокая.

– И все?

– В смысле, очень высокая, – добавила Зочи. – Сколько я помню, она всегда была гораздо выше меня, и не потому, что я еще была маленькая: мама была выше всех. Что-то метр девяносто, метр девяносто пять. – Голос ее смягчился, и Кира поняла, что подруга погрузилась в воспоминания: в глазах Зочи блеснули слезы, она уставилась в одну точку, накручивая на палец прядь волос. – У нее были черные как смоль волосы, похожие на мои, и она постоянно носила украшения. Кажется, серебро. На пальце – крупное кольцо в виде цветка. Я любила с ним играть. Мы жили в Филадельфии. Я раньше думала, что это название штата, но это город. Филадельфия. Я мечтаю когда-нибудь вернуться туда и найти это кольцо, – Зочи закатила глаза. – Ну вы поняли. В один прекрасный день.

– А моя мама продавала самолеты, – проговорила Изольда. – Не знаю уж, как и кому, просто помню, что она мне рассказывала. Мне тогда казалось, что это такое чудо, а сейчас я думаю: у нас ведь и самолетов никаких не осталось. У нас нет горючего для них, да и едва ли остались те, кто умеет ими управлять. Но когда-то моя мама запросто их продавала, как рыбные роллы на рынке.

– А у меня не было матери, – поделилась Кира. – То есть когда-то была, но я ее не помню, только отца. Я даже не помню, чтобы он мне о ней рассказывал, хотя наверняка что-то говорил. Они либо развелись, либо она умерла, но скорее все же развелись, потому что у нас не осталось ее фотографий.

– Так выдумай ее, – предложила Зочи. – Если не помнишь маму, можешь сочинить что угодно: что она была актрисой, или моделью, или президентом гигантской корпорации, или… в общем, кем хочешь.

– Если не знаешь правды, – добавила Изольда, – придумай самую восхитительную ложь.

– Ну хорошо, – согласилась Кира. – Она была врачом, как я. Блестящим ученым. Лечила детей. Все ее уважали. Она… расшифровала генетический код. И придумала нанохирургию, – Кира улыбнулась. – И простую хирургию, и пенициллин, и изобрела лекарство от рака.

– Ничего себе мечта, – заметила Зочи.

– Еще бы, – кивнула Кира. – Красивые мечты – все, что нам осталось.

Глава двадцать четвертая

– Сегодня будь начеку, – предупредил Шейлон.

Кира недоуменно посмотрела на солдата покрасневшими от усталости и слез глазами.

– Бдительнее обычного? А в чем дело?

– Мистер Мкеле полагает, что на нас хотят напасть, – пояснил Шейлон, крепче сжимая винтовку. – Голос скрывается в городе, ищет то, что не нашел в мэрии. Да и новая поправка к Закону надежды только усугубила обстановку. Мкеле увеличил количество патрулей, но все равно велел нам на всякий случай смотреть в оба.

Кира кивнула:

– Я поняла.

Она прошла в дезинфекционную трубу. На нее обрушился поток воздуха, и Кира потерла лицо ладонями. А надо бы с Шейлоном побеседовать на досуге, после работы. Если удастся его разговорить, я разузнаю, чем занимается Сеть безопасности.

Кира вздохнула. Можно подумать, у меня есть на это время.

Она положила стопку блокнотов на стол, наклонилась над Сэммом и осмотрела его лицо и руки; эта процедура уже вошла в привычку.

– Они вас снова били.

Сэмм, разумеется, ничего не ответил.

Кира посмотрела на него и нервно покосилась в угол:

– Они не имеют права так с вами обходиться. Это негуманно.

– На меня это понятие едва ли распространяется.