— Это понятно. Наши товарищи найдут вас.
— А если мне срочно потребуется помощь?
— Подадите сигнал. Правда, для этого хорошо бы заранее знать, где вы остановитесь в Берлине, если поездка состоится.
— Это я вам могу сообщить сейчас. Я всегда останавливаюсь на Фридрихштрассе, в гостинице «Савой» — в специальных номерах для командного состава.
— Ну, вот видите, все очень просто. Прошу вас, когда вы остановитесь там и вам нужно будет найти связного, днем от часа до двух зашторьте окно в своем номере. Где вам удобнее встретиться с ним?
— Мм… Я думаю, в кафе «Линден». Это там же, на Фридрихштрассе.
— Хорошо. В два тридцать, после того как подадите знак, будьте в кафе «Линден». К вам подойдут. Если назовут Громом, поймете, что это связной.
Марчковский протянул мне руку. Он понял, что ему поверили.
Сейчас, когда прошло много лет, могу сказать, что в то время я еще не верил ему до конца. Но интуитивно чувствовал, что не подведет.
В данном случае мы шли на риск. Но этот риск был оправданным: нам необходимо было узнать, как доставляются планы гитлеровского командования. И когда я доложил Центру о задуманной операции, то получил ответ: «План одобрен. Действуйте».
2. В Варшаве
В Варшаву поезд пришел ночью.
По перрону сновали носильщики с тележками, высматривая пассажиров с чемоданами.
Раньше немецкие офицеры привозили драгоценности, антикварные вещи, меха, икру, коньяки и дорогие вина… Теперь их чемоданы были заполнены награбленным тряпьем, дешевыми колбасами, бутылками с самогоном. Времена менялись.
— Не забудьте, Марчковский, я вас отпускаю ровно на сутки, — напомнил генерал. — Вы мне нужны в Берлине.
— Я не подведу, господин генерал!
— Вы прилежны и исполнительны, Марчковский, знаю. Но что может вас, одинокого человека, привлекать в Варшаве? Наверное, женщина… Угадал? — Генерал улыбнулся, отечески положил руку полковнику на плечо. — До отхода поезда еще остается время. Я позвоню в комендатуру и вызову для вас машину. Думаю, это будет не лишним. Рассказывают, что в Варшаве активизировались подпольщики. Лучше проявить осторожность…
— Буду вам очень благодарен, — Марчковский поклонился.
Через полчаса Марчковский сидел в удобном, мягком на ходу новеньком «опеле» и задумчиво смотрел в окно на ночные варшавские улицы.
Кругом было темно и тихо. Только фары автомобиля вырывали участки улиц, площадей, дома…
— Костел святого Яна знаете? — спросил полковник шофера.
— Это недалеко от Вислы? Там два костела…
— Да, два. Один — святого Яна, другой — святой Анны.
— Туда ехать?
— Да.
— Господин полковник католик?
— Вы много разговариваете, лейтенант.
— Простите…
— Остановитесь у костела.
— Слушаюсь, господин полковник!
Автомобиль проехал по набережной Вислы, поднялся по одному из переулков чуть вверх и затормозил на небольшой площади.
— Как вас зовут? — спросил Марчковский шофера.
— Курт Остен.
— Дайте мне ключи от зажигания, Курт. Кто знает, сколько времени я проведу в костеле. Вам незачем дожидаться меня в машине. Я вас отпускаю.
— О, спасибо, господин полковник! Я еще успею к друзьям в одно заведеньице… Простите, господин полковник… Один из друзей празднует день рождения.
— Хорошенькое заведеньице?
— Кормят и поят не по первому разряду, но остальное достойно внимания…
— Вы будете гулять до утра? Запишите для меня адрес.
— Но господин полковник хотел направиться в костел…
— После молитвы я могу немножко и согрешить. Помните слова апостола Луки? «На небесах будет более радости об одном грешнике кающемся, нежели о девяносто девяти праведниках, не нуждающихся в покаянии». Апостол знал, что говорил. Не так ли?
— Так точно, господин полковник!
— Вы не заблудитесь, Курт?
— О нет! Туда я дойду и с завязанными глазами.
— Так я заеду…
Марчковский подождал, пока Курт скрылся в переулке. Потом включил зажигание, проехал вверх метров двести, свернул в ворота и втиснул машину между большим ящиком для мусора и стеной дома.
Запер дверцу. Под аркой прошел в следующий, крохотный дворик, вошел в подъезд.
Тут звонок был еще старого образца, со шнурком.
Он дернул красивую костяную ручку два раза. За дверьми раздался приятный звон. Но никто не открывал. Марчковский немного выждал и позвонил еще раз.
Наконец послышалось какое-то движение. Потом раздались шаркающие шаги и сонный женский голос спросил по-польски:
— Кто здесь?
— Тереза, это я, Викентий.
Замок щелкнул, и дверь отворилась.
Через мгновение женщина уже обнимала его. Он ощутил мягкую скользящую ткань халата, хрупкое тело, запах духов и пудры.
— Что так поздно? — прошептала Тереза.
— Только что с поезда. Еду в Берлин. Здесь проездом. И не мог не навестить тебя. Хоть на секунду. Как у вас тут?..
Тереза прижала палец к губам: молчок. Глаза у нее были такие, точно она чего-то очень боялась.
Только теперь, войдя в гостиную, Марчковский заметил, что Тереза изменилась: лицо усталое, под глазами теин.
— Что-нибудь произошло? — спросил он. — Неприятности в театре?
— Ты угадал… Я уже не на главных ролях. Теперь главные партии в немецких оперетках поет Эва… Ты ее помнишь? Подмазалась к немцам, потаскуха!.. А я выступаю только в ревю…