Пароль «Аврора»

– А бункерный через пять минут вообще откинется. И ему уже ничего не будет нужно.

– Если ты рассчитываешь на то, что Кириллу каким-то образом сможет помочь Сергей…

– Доктор. – Джек вздохнул. – Вот, ей-богу – без понятия, на что я рассчитываю! Паршивый из меня счетовод. Одно могу пообещать, хуже не сделаю. – Он по-прежнему держался за кушетку. Чувствовалось, что на ногах стоит с трудом.

– Да куда уж хуже-то… Ладно, черт с вами. – Григорий, махнув рукой, сел. – Делайте, что хотите.

Скоро вернулась Даша, вкатила в реанимацию кресло с сидящим в нем Сергеем Евгеньевичем.

– Так надо, – уговаривала она, – Сергей Евгеньевич, пожалуйста! Кирюше очень плохо.

Джек кивком указал ей, куда поставить кресло. Крепче вцепился в край кушетки.

– Говорите, – приказал он. – Я откроюсь, как могу… А вы все – говорите!

– Что? – лепетнула Даша.

– Да по фигу, что! Главное, чтобы до него дошло. Что есть ему, для чего оставаться… Быстро! Отъезжает, я его почти не слышу… Быстро, все вместе – ну!

Несколько секунд висело мертвое молчание – должно быть, никто не знал, что говорить и с чего начать. А потом они, повинуясь команде, действительно заговорили. Вразнобой, но с одинаковым отчаянием.

Они кидали в Кирилла ласковые и сердитые, отчаянные и полные надежды слова. На разные голоса упрашивали не умирать. В реанимации поднялся невообразимый гвалт, прибежали всполошенные Оля и Светлана Борисовна.

Григорий повелительным жестом заставил обеих застыть на пороге. Он смотрел на Джека. Тот страшно побледнел, лицо исказилось. В кушетку вцепился так, будто собрался оторвать поручень.

Поневоле вовлеченный в эту буффонаду, не имея ни сил, ни возможности ее остановить, Григорий повернулся к осциллографу.

Сердечные колебания затухали. До рокового писка оставались секунды.

Нервы сдали окончательно. Григорий сделал то, чего в нормальном состоянии не допустил бы никогда – закрыл глаза. Потом усилием воли заставил себя их открыть.

Он – врач. Он – профессионал. Констатация смерти – его прямая обязанность.

Открыв глаза, Григорий им сначала не поверил. Моргнул – решил, что показалось.

Не показалось. Белая, почти сплошная линия осциллографа подпрыгнула. Потом снова. И снова… Два, – машинально отметил Григорий, – два и два, два и пять… Не может быть!.. Он метнулся к прибору. Но сказать ничего не успел.

– Есть! – опередив его, прохрипел Джек. – Сдернули. – И, увлекая за собой штатив, уже без сознания рухнул на пол.

***

– Гриша, будь любезен… расскажи, что произошло? – говорил Сергей Евгеньевич с трудом. После каждого слова подолгу вдыхал и выдыхал. – Кто… так обошелся с Кирюшей? Для чего нужны были… эти чертовы реактивы?

Григорий вздохнул.

Вспомнил, как подскочил к упавшему Джеку Рэд: «Доктор!.. Ларка!.. Помогите!»

Как в реанимации появились Вадим с Еленой: «Сюда теперь пускают всех, кроме нас?!»

Мрачный взгляд Рэда в сторону Вадима: «Да расколюсь я, никуда не денусь! Только Жеку откачайте. И бункерного».

После того, как не верящий сам себе Григорий подтвердил, что Кирилл выживет, а Джек – и подавно, Рэд действительно все рассказал. Ну, как «рассказал»… Уложился в десяток фраз. На возмущенные и недоверчивые реплики он не реагировал, ровно, без эмоций чеканил слова.

Герман обменял Кирилла на своих ребят, оказавшихся в плену: Олесю – так Григорий неожиданно узнал, что худощавый юноша вовсе не юноша; и Джека – так вот, где парня ногами-то били, запоздало понял он.

Кириллу адапты пообещали, что освободят из плена, если он сумеет взорвать Толяновы оружейные склады. Местом для добычи составляющих взрывчатки определили бункерное хранилище. Кирилл долго уговаривал адаптов рассказать обо всем Сергею Евгеньевичу и Вадиму, но его не стали слушать, решили действовать тайно, и в Бункере, вместе с доставщиком продуктов, появился Джек. Стащил у кого-то пропуск и убедил Дашу помогать ориентироваться в хранилище. После того, как Кирилл получил нужные реактивы, оружейный склад во Владимире он действительно взорвал и сумел бежать. Толян бросился в погоню. Во что превратил Кирилла, когда догнал, бункерные жители видели своими глазами.

Всё это – тактично, как мог, – Григорий изложил Сергею Евгеньевичу.

– Н-да… – Ученый прикрыл глаза. – Гриша… Тебе не кажется, что мы с адаптами… давно живем в разных мирах? На поверхности – злоба, насилие… борьба за жизнь. А мы здесь – в некоем… оазисе. Искусственном мирке, созданном не нами… и, говоря откровенно, не для нас.

– Мне кажется, что вам надо поменьше об этом думать. – Григорий поправил кислородную подушку. – Все закончилось, Сергей Евгеньевич. Кирилл здесь, он выживет. Ничего подобного в дальнейшем мы не допустим.

– То есть, мы будем и дальше… удерживать Кирюшу? Олега, Дашу… здесь, под землей? Ждать, пока все вернется… на круги своя? Оно ведь… не вернется, Гриша.

«Знаю, – едва не вырвалось у Григория. – Не вернется. Ничего не вернется. И никто не вернется».

Но врач промолчал. Выдернул шприц – делал Сергею Евгеньевичу укрепляющий укол.

– Гриша… а что сотворил этот парень?

Уточнения не требовались. Григорий понял, что речь о Джеке.