Пароход идет в Яффу и обратно (Рассказы и повесть)

И тогда поцелованные Шахиной[35]хозяева топчут размякшую глину, подвернув лапсердаки и тихо напевая под нос. Ах, эта заунывная и вьющаяся жгутом мелодия! Городской человек слышал ее в Мариинском и Большом театрах. (Сен-Санс — „Самсон и Далила“, Серов — „Юдифь“). Это мелодия „голуса“[36], угнетения и изгнания. Недаром так похожа она на бессарабскую дойну, бурлацкие песни Поволжья и хоры украинских дивчат. <…>

На Подолии девушки круглые и ядреные. На Подолии девочек рожают больше, чем мальчиков. Стало быть, в мужчинах нужда, стало быть, мужчины на вес золота. Приезжай оборванцем — откормят до третьего подбородка, оденут в польский шелк, обуют в английские сапоги, только женись. А за женой — фруктовый сад, огород, кирпичная изба с каменным крылечком и крышей из дранки.

Думаете — старые девы? Отнюдь. Девятнадцатилетняя девушка считается в местечке перезрелой, если же ей двадцать два года — заведомо стара. А к жениху надо присматриваться и быть осторожной. Сколько жуликов наезжало из больших городов юга, вступали в брак и исчезали с деньгами!»

О судьбе евреев в годы Гражданской войны — повести «Человек, который забыл свою жизнь» (1927), «Сын сапожника» (1931).

Гехт переводит с идиша — его переводы вошли в двухтомник «Избранных сочинений» Шолом-Алейхема под редакцией Исаака Бабеля, изданный «ЗиФ» в 1925–1926 году. В 1926 году то же издательство выпустило отдельными книгами в переводе Гехта рассказы Шолом-Алейхема «Заколдованный портной» и «Шестьдесят шесть».

1925 год особо значим в жизни Гехта. Выходит первая книга, точнее, две сразу: в библиотечке крестьянского журнала «Сеятель правды» — «Круговая порука (тюремная запись)», а в библиотеке журнала «Огонек» — «Рассказы» (в нее вошли «Марафет», «Гай-Макан», «Простой рассказ о мертвецах», «Абрикосовый самогон»),

В том же году Гехт женился на Вере Михайловне Синяковой (1896–1973). Семейство Синяковых (сестры Мария, Надежда, Вера, Ксения [Оксана], Зинаида) сыграло значительную роль в истории российского футуризма. Ксения Синякова была женой Николая Асеева, и позднее это знакомство сыграло значительную роль в создании «аравийского романа» Гехта.

До середины 1930-х годов Гехт писал в основном о еврейской бедноте, погромах времен революции, о еврейских колхозах, евреях — инженерах и строителях. Все понятно и просто: плохая жизнь до революции, трудное, но светлое настоящее и впереди — прекрасное будущее. Но при этом он был не бездумным советским писателем, а чувствующим, беспокойным, сомневающимся человеком, искренне пытавшимся бороться с ложью, трусостью и равнодушием общества.

Первое известное упоминание повести «Пароход идет в Яффу и обратно» в письме Сергею Бондарину в мае 1930-го: «…Написал кое-какие вещицы, которые очень хотел бы тебе почитать. Они как бы заветные. Печатать их не буду — вряд ли возможно. Летом соберусь и закончу свой аравийский роман. Он наполовину написан. Меня что-то не тянет к нему».

Книга вышла только в 1936 году тиражом 10 тысяч и особого внимания не привлекла. Критика молчала, единственный отзыв есть в записных книжках Ильи Ильфа, он достаточно резкий: «…Палестинские пальмы имеют мохнатые ветви. Я таких не видел ни в Батуме, ни в Калифорнии. „Обильные косы“. „Маджестик“, новый французский пароход, пришел в Яффу. А он английский, не новый, и в Яффу не ходит».

О мохнатости палестинских пальм можно и поспорить, но удивляет другое: как человек, ни разу не побывавший за границей, мог так точно описать реалии политической жизни, быт переселенцев, историю постройки Тель-Авива?

Уже упоминалась особенность Гехта-писателя — вставлять почти в каждое произведение детали своей биографии. И здесь речь идет о мальчишках из казенного еврейского училища, в котором он учился. Двое из них — Гордон и Гублер — оказываются в Палестине, затем они вернутся в Советский Союз и отправятся в Биробиджан.