— Видите ли, — сказал сэр Леопольд, пока они вели его в кабинет и засыпали вопросами, какой тип пера он предпочитает: с широким кончиком или узеньким, — когда вчера вы показали мне альбом, я сразу понял ценность хранившихся в нем марок — за них где угодно дадут пять тысяч, — а потому я, естественно, сообщил вам, что они ничего не стоят. Общепринятая деловая предосторожность, к которой просто нельзя не прибегнуть. Помнится, чуть ли не первое, что сказал мне дорогой отец, посылая меня на битву с бессердечным миром: «Никогда не упускай случая обвести дурака вокруг пальца», и до этого дня я всегда старался с честью следовать отцовскому завету. Но ваша проповедь убедила меня, что есть нечто более благородное и высокое, нежели кодекс деловой этики. Мне кроссировать чек?
— Как вам угодно.
— Нет, — сказала Мэртл. — Пусть чек будет открытым.
— Как скажешь, дорогая. Мне кажется, — добавил добрый старый помещик, лукаво улыбнувшись сквозь слезы, — это дело тебя живо интересует. Могу ли я предположить…
— Я люблю Ансельма. Мы помолвлены.
— Муллинер! Это так?
— Э… да, — сказал Ансельм. — Я как раз собирался рассказать вам.
Сэр Леопольд похлопал его по плечу:
— Я не мог бы пожелать ей мужа достойнее. Ну вот. Вот ваш чек, Муллинер. Коллекция, как я сказал, стоит пять тысяч, но после вашей проповеди я даю вам десять добровольно… добровольно.
Ансельм, будто во сне, взял протянутый ему прямоугольный листок и положил в карман. Безмолвно он отдал альбом сэру Леопольду.
— Благодарю вас, — сказал последний. — А теперь, мой дорогой, я, пожалуй, попрошу вас одолжить мне чистый носовой платок. Мой собственный, как видите, совсем промок.
И пока Ансельм у себя в комнате рылся в ящике, ища свежий платок, его заставил обернуться звук легких шагов. В дверях стояла Мэртл, прижимая палец к губам.
— Ансельм, — прошептала она, — у тебя есть автоматическая ручка?
— Конечно, любимейшая. Вон в том ящичке. Да, вот она. Ты хочешь что-то написать?
— Я хочу, чтобы что-то написал ты. Немедленно сделай передаточную надпись на чеке и отдай его мне. Я сейчас же поеду в Лондон, чтобы попасть в банк к открытию, и обналичу чек. Видишь ли, я знаю дядю Леопольда. Когда он проснется, а впечатление от проповеди посотрется, ему может взбрести в голову позвонить в банк и аннулировать чек. Ты ведь слышал, какой позиции он придерживается в вопросе о деловых предосторожностях. А таким способом мы избежим нежелательных накладок.
Ансельм поцеловал ее с горячей нежностью.
— Ты все предусматриваешь, любимейшая, — сказал он. — Ты совершенно права. Ведь всегда желательно избегать всех и всяческих накладок.
©
Курортный роман
Отправляясь в Дройтгейт, прославленный курорт западной Англии, Фредди Фитч-Фитч не надеялся на успех. Ехал он к дяде, генерал-майору сэру Эйлмеру Бастаблу, а хотел попросить, чтобы тот снял опеку с его денег, поскольку он (Фредди, а не дядя) собирался жениться на Аннабелле Первис. Да, на успех он не надеялся, но великая любовь вела его, так что он поехал и добрался до страдавшего подагрой дяди.
— А вот и я! — воскликнул он, ибо считал нужным бодриться, пока не выгонят. — Здрасьте, здрасьте, здрасьте.
— Хр-р-р… — отвечал сэр Эйлмер, вздрогнув и вздохнув. — Ты?..
Он проурчал что-то еще, но Фредди разобрал лишь два слова: «…только этого!..»
Сердце у него екнуло. Родич был явно не в духе. По-видимому, он уже побывал там, где пьют эту воду, и с ним едва поздоровались полные доходяги, презиравшие простую подагру.
Приехав на курорт, он пережил тяжелое унижение. Аристократ и воин, он ждал, что его примут с распростертыми объятиями и введут в самый избранный круг. Но когда оказалось, что у него только боли в правой ноге, его обдали холодом и оттеснили к тем, кто страдает астмой или печенью.
Поистине, мы не знаем, как живут другие. Известно ли вам, к примеру, как строго соблюдают калеки табель о рангах? Спартанец лучше обращался с илотом, французский вельможа — с крестьянином, чем хороший, полновесный диабетик с тем, кого, предположим, мучают мозоли. Особенно заметно это там, где калеки собираются шайками, то есть в Баден-Бадене, на Горячих водах (Виргиния) или, как в данном случае, в Дройтгейте.
Представить трудно, как силен там дух замкнутых обществ. Старая знать, чьи
Вот почему сэр Эйлмер так угрюмо глядел на Фредди.
— Ну, — осведомился он, — чего тебе надо?
— Да так, знаешь, заехал, — отвечал Фредди. — Как живешь?
— Плохо, — признался дядя. — Сестру потерял.
— Какую? — удивился племянник. — Что, тетя умерла?
— Хуже. Моя сиделка вышла замуж. И за кого? У него грибок! С ума сошла, не иначе.
— Вообще-то ее можно понять.
— Нельзя.
— Видишь ли, — развил свою мысль Фредди, — любовь движет миром.
— Ничего подобного, — возразил дядя, склонный, как многие вояки, понимать все в прямом смысле. — Чушь какая! Миром движет… ах ты, забыл! Во всяком случае, не любовь. Нет, какая ерунда!