Я продолжаю ковырять еду вилкой и хмуриться. Половину содержимого тарелки кое-как в себя запихнула, а остальное – не могу. Все потому, что рядом сидит Кирилл. Прожигает меня взглядом, стоит родителям отвернуться. Он ни одной возможности не упускает, смотрит. И так он это делает, что у меня внутри вибрирует все от напряжения.
– А ты, Кирилл? – аккуратно интересуется мама. – Даже не притронулся.
– По пути фаст-фуд перехватил, – сообщает, хотя я знаю, что это вранье. Единственное, что по пути домой я у него в руках видела – банка газировки. Но я об этом, конечно же, умалчиваю. И не понимаю, почему Кирилл продолжает сидеть за столом. Помнится, он не сильно уважал наши семейные традиции и на утверждение мамы, что мы собираемся по вечерам все вместе на ужин, отнесся скептически. И все же сейчас он здесь. Не ест, но присутствует. Странно.
– Это ваше уличное питание! – возмущенно проговаривает мама. – Совсем не думаете о здоровье!
Ни я, ни Кирилл никак не комментируем слова мамы. Я продолжаю ковырять тарелку, а Кир смотреть на меня. Не выдержав, вскакиваю:
– Я к себе! – выдаю нервно. – Спасибо за ужин, мама.
– Ты точно не заболела? – летит мне в спину. – Не поела нормально.
– Точно, мамуль, нормально все.
В своей комнате я оказываюсь через несколько минут. С удовольствием закрываюсь на ключ, проверяю балкон и, выключив свет, заваливаюсь на кровать с телефоном. Планирую почитать электронную книгу, но почему-то не выходит. Я то и дело прислушиваюсь к шагам за дверью. И к звукам, конечно же, тоже. Надеюсь, что Огнев, если и решит ко мне забраться, то передумает, увидев, что выключен свет.
Лелею эту надежду и вместе с тем необъяснимо хочу, чтобы он так не подумал и забрался в комнату. Корю себя, конечно, корю! Нельзя даже думать о таком! Я свое решение сказала, ему остается только принять.
С трудом заставляю себя прочесть несколько страниц книги, но ощущение, что больше пролистываю, не вдумываясь в сюжет. Вообще ничего не запоминаю, даже имена героев, хотя помню, что роман мне нравился. Просто теперь мысли заняты совсем другим.
Блокирую телефон, кладу его под подушку и устраиваюсь поудобнее в надежде уснуть. Прикрываю глаза и почти сразу же вскакиваю от резкого щелчка дверного замка. Балконной двери, конечно же! Сердце незамедлительно разгоняется в груди, норовит выбить ребра своим неистовым стуком, но я не обращаю на это совершенно никакого внимания. Вовсю смотрю на Кирилла, точнее, его силуэт, ведь в комнате темно, и единственное освещение – высокая полная луна.
– Новенькая, – зовет меня тихо. – Спишь?
Я молчу. Знаю, что отсюда меня не видно, и, едва он делает шаг ко мне, ложусь обратно на кровать и закрываю глаза. Ничего не вижу, зато чувствую. Кожей ощущаю его присутствие совсем рядом, где-то недалеко от кровати. Осознаю, что дышу так часто и надсадно, что Кирилл, если захочет, точно догадается, что я не сплю, но все равно глаза не распахиваю и никак не даю знать о том, что все слышу.
– Аня…
Он подходит ближе. Чувствую и знаю. А потом… потом и вовсе теряюсь, когда чувствую его дыхание где-то на уровне ключицы. Вздрагиваю, конечно. Знаю, что он это наверняка замечает.
– Не спишь, – констатирует, вынуждая меня распахнуть глаза.
– Не сплю. Ты чего пришел? Зачем? Я ведь все сказала и…
– Т-с-с-с! – замираю, стоит почувствовать, как Кирилл прислоняет палец к моим губам.
Вдавливает его не сильно, но ощутимо, но хуже… хуже, что я зачем-то распахиваю рот, и получается, что его палец проваливается, задевает мои зубы. Охаю. Сердце тарабанит уже как обезумевшее. Тарахтит в грудной клетке так, что не на шутку пугаюсь только этой реакции. А есть ведь и сотни других. Я не могу дать всем определения, но они расползаются по всему моему телу, в каждую клеточку просачиваются своими щупальцами. Я из-за них дрожу, а кожа противными мурашками покрывается.
– У-у-у-у… блин… у-у-у-у… новенькая… – тянет Кирилл непонятное.
Вот как по этому понять, что он чувствует? Как вообще откликается на то, что происходит? И почему, черт возьми, он не убирает палец? Наоборот, очерчивает им мои зубы и толкается глубже, выдавая при этом какие-то совсем непонятные мне звуки и реакции. Я его не вижу, но слышу что-то непонятное, то ли хрип, то ли стон… не могу подобрать определение.
– Такая… красивая, – добивает на выдохе. – Ты не представляешь, какая…
Привыкшие к тьме глаза успешно улавливают очертания его лица: плотно стиснутые челюсти, сжатые губы, горящий огнем взгляд, раздувающиеся ноздри. Я запечатлеваю этот образ в своей памяти, знаю, что буду визуализировать его снова и снова, а еще, может быть, нарисую… давно этого не делала.
– О чем ты думаешь, новенькая? – спрашивает, затрагивая подушечкой пальца мои губы. – О чем?
Он настаивает, и я отвечаю:
– О том, зачем ты пришел…
Почти не вру. Почти говорю правду. Я ведь думала об этом, когда он вошел? Думала…
– Прямо сейчас, новенькая…
– Я Аня.
– Я помню… О чем?
– Что ты делаешь?