– Тогда ты будешь счастлива. Там темно. Внизу нет никакого освещения. В статьях говорится, что в начале девятнадцатого века катакомбы использовали для выращивания грибов.
Они составили список необходимых вещей, которые предстояло купить утром.
Жас посмотрела на каминные часы. Десять вечера.
– Магазины будут закрыты еще часов двенадцать.
Гриффин проследил ее взгляд.
– Иди поспи.
– Не смогу.
– Если будешь усталая, то не сможешь помочь Робби. – Гриффин прошел через комнату и поставил свой бокал в бар. – Не думаю, что стоит проводить ночь одной в доме. Я лягу на кушетке.
– Я не боюсь остаться одна.
– Да, уверен, что не боишься, – почти обиженно произнес он. – Зато я за тебя боюсь. Я засну спокойнее, если буду знать, что ты здесь не одна.
– Мне ничто не угрожает, Гриффин.
Он только кивнул.
– Думаешь, угрожает?
– Просто не хочу рисковать.
Жас посмотрела ему в глаза. Сколько раз она представляла истории с ним. Однажды она подумала, что они снова будут вместе. Когда-то Жас верила ему так, как никогда и никому не смогла бы. Да, с ним у нее были связаны большие ожидания, с ним и с Робби, и с ней самой тоже. Похоже, что слишком много давления. Возможно, она была не права, требуя от Гриффина так много и думая, что человека определяют его достижения. Но он же достиг всего, не так ли?
– Почему ты качаешь головой? – спросил Гриффин.
– Разве?
– Словно споришь с кем-то.
– Ты всегда делаешь то, что хочешь, не так ли? – спросила она.
– В большинстве случаев да.
– Ты сделаешь то, о чем я подумала, – улыбнулась она.
– Ты знала, кем я хотел быть.
– Тогда в чем проблема, Гриффин?
– Не мог допустить мысли, что не справлюсь.
– Не справишься?
– Что не справлюсь и разочарую.
– Кого? Меня? Кого из нас?
Мгновение он молчал.
– Тогда я думал, что тебя, теперь не уверен.
Он вернулся к кушетке и сел рядом с ней, обнял за плечи и повернул к себе.
– Ты задаешь невозможные вопросы, знаешь об этом? Люди о таком не спрашивают. Честная, прямая. Ты совсем не изменилась. – Он рассмеялся, но смех был нерадостный. – Хочешь зайти очень глубоко, узнать слишком много, слишком. Ты чертовски любопытная.
– Не я. Я перестала любопытствовать уже давно.
– Лжешь, – сказал он, но вдруг прижал ее к себе и поцеловал.
В голове ее закружились новые вопросы, требующие решения, настаивающие, чтобы она воспринимала их серьезно и сосредоточилась. Но губы Гриффина мешали ей сосредоточиться. Жас устала и, да, была напугана. Если она не будет думать, если отдохнет в его объятиях, то все будет хорошо. Будет ли?
Запах Гриффина обволакивал ее. Если не сопротивляться, то можно потеряться в этом аромате. Если бы она могла забыть о том, что случилось между ними… нет, не забыть, но хотя бы сейчас не думать об этом. Совсем немного. Как давно она не чувствовала этого напора, и как ей хотелось отдаться ему.
Но только не с Гриффином.
Жас долго не могла оправиться от того состояния, в котором он ее оставил. Хватит ли у нее сил принять то, чего ей хотелось, и не запутаться потом? В жилах ее закипела смесь желания и злости. Она впилась пальцами в его руки, притянула Гриффина к себе, надеясь, что ему больно. Ей хотелось сделать ему больно, но он так прижался к ней, что Жас усомнилась. Его пальцы впились ей в кожу. Завтра появятся отметины, синюшные отпечатки его пальцев. Давным-давно он ушел и оставил невидимые синяки, которые так и не прошли. Но эти пройдут, они всего лишь поверхностные следы.
Ее тело сдалось. Годами Жас сопротивлялась воспоминаниям об этом человеке, не позволяла им завладеть собой. И что теперь? Теперь она отдавалась каждому ощущению, которое он в ней вызывал.
Проклятье. Тело ничего не забыло, ни его запаха, ни вкуса, ни того, как его волосы завивались на шее, ни тепла его кожи, ни того, как он обволакивал ее собой, обнимая. Мир исчезал, и они оставались вдвоем, живя только минутами поцелуев. Жас разозлило желание оказаться с ним без одежд, разделяющих их. Это желание оказалось более важным и нестерпимым, чем все, что она испытывала прежде или о чем догадывалась. Вдруг желание почувствовать его на себе стало более необходимым, чем дыхание. Пальцы Жас скользнули к пуговицам его рубашки.
Гриффин не мешал ей и не помогал. Он позволил ей раздеть его, смотрел на нее. Жас почувствовала, что с каждым движением признавала что-то, о чем ему надо было знать, что он хотел узнать.
Жас прошептала:
– Помнишь, какие мы были?
Он не ответил.
Ей хотелось говорить с ним, уравновесить себя. Если она сможет заставить его говорить о том, кем они были, возможно, это помешает ей начать новую историю. Одно дело освободить прошлое… но Жас не хотелось начинать новый путь в будущее. Не с этим человеком, которому прежде она отдала так много и который пренебрег ее подарком.
– Раньше мы были такими же? – снова спросила она.
Гриффин целовал ее, пока она не замолчала.
Жас сняла с него рубашку и расстегнула свою, расстегнула бюстгальтер, почувствовала прохладный воздух на спине и его тепло на своей груди.
– Ты помнишь нас?