Парень

Парень наш смотрел на директора и размышлял. В свое время он видел его в течение восьми лет чуть ли не ежедневно, и лицо это стало знакомым и привычным, как лицо какого-нибудь киноактера. Черт его знает, наверно, бывает такое, думал он, что лицо, которое видишь все время, делается таким… ну, вроде оно знаменитое, или интересное, или необычное, как у какого-нибудь знаменитого человека… Ага… это как? — спросил он себя, потому что сбился с мысли и сам уже не понимал, о чем он думает и что имеет в виду. Как это может быть, чтобы этот вот директор был таким, как киноактер? Только потому, что ты все время его видишь вживую, а, скажем, экран телевизора — трогай его, не трогай, гладь, не гладь, пытайся, не пытайся ухватить знакомое лицо, дикторши, скажем, — все бесполезно, потому что в нем нет для тебя ничего реального. Реальность для тебя — это физиономия директора, физиономия такого незначительного человека, как директор. Потому-то никогда и не кончаются в жизни незначительные, пустяковые вещи, потому они окружают тебя, что только они и обладают реальностью, тогда как вещи значительные… Ничего, как-нибудь мы это дело обстряпаем, — сказал директор, и его слова совсем сбили нашего парня с мысли. Что обстряпаем? — должен был бы спросить он, но не мог сообразить, завершил директор этими словами предыдущую фразу или наоборот, лишь собирался рассказать о чем-то, что предстоит обстряпать. Словом, парень наш не стал переспрашивать, он лишь слушал, как директор рассказывает о педагогическом коллективе и о своих взаимоотношениях с ним, и что такие же взаимоотношения он советует сохранить и нашему парню, когда тот станет директором. Старайся, сказал он, держаться одновременно и строго, и по-свойски, причем, когда по-свойски, то тут тоже есть свои тонкости, и они, если в них разобраться, вполне помогут нашему брату, мужчине, решать то-се… Даже если у него, у нашего брата, есть жена, так ведь, — и он хлопнул нашего парня по плечу. Мы ведь понимаем друг друга, а? Само собой, — ответил наш парень, почувствовав вдруг отвращение, отвращение к этому человеку, который видел историчку голой и щупал ее, когда она была хороша собой и когда ей было еще далеко до инсульта или до нервного срыва, и вообще ничего у нее еще не было, даже насморка. Она была в том возрасте, когда женщина всего красивее: еще почти девочка, но вся она, все ее органы созрели и ждут партнера, мужчину, — и вот этой нетронутой, можно сказать, целомудренной красотой, достойной куда лучшей участи, овладел, растлил ее директор. Это пятидесятилетнее, расплывающееся тело… этот перегар, которым он дышал в красивое лицо учительницы, целуя ее. Перегар — и еще запах мяса с чесноком, которым жена кормила его на ужин; запах этот все равно остался, хоть директор и чистил утром зубы, да и вечером чистил. Хотя зубы вечером в деревне больше не чистил никто, директор даже говорил на уроке химии — он химию в школе преподавал, — что это тоже химическая реакция, и если ты вечером не почистишь зубы, то утром чисти, не чисти, запах уже не выветрится. Ученики немножко задумались: может, так, а может, нет; они-то сами, и одежда, и кожа — так пропитались вонью, и кухонными запахами, и потом, что им казалось, вполне достаточно утром зубы почистить. Больше того, были такие, кто и это считал лишним. Потому что запах — это ведь вопрос пропорции: если, скажем, запах изо рта слабее запаха пота, то пот чувствуется сильнее, и тогда люди обращают внимание, что от человека потом несет. Надо стараться, чтобы запах тела и запах изо рта не пересиливали друг друга. И директору, — объяснял тогда наш парень, который, кстати сказать, был тогда звеньевым, и на собрании звена, у которого была двойная цель: во-первых, катание на санках, а во-вторых, перед катанием небольшая беседа воспитательного характера, в этот раз, например, о запахе изо рта, — в общем, он объяснял, что директору приходится это делать потому, что все тело у него такое чистое и так хорошо пахнет, потому что он пользуется всякими дорогими лосьонами, которые в газетах рекламируют, — словом, потому, что у него даже слабый запах изо рта все равно будет чувствоваться. И молодая историчка, можно предположить, могла почувствовать этот слабый запах чеснока, или запах жены, можно и так его назвать, которым директор дышал училке в рот, потом на шею. Собственно, только в запахе жены они и могли быть вместе, ведь даже запах крема после бритья тоже был запахом жены, потому что это она, жена, купила ему этот крем, вот, мол, пользуйся этим, потому что он очень хорошо пахнет, и когда молодой училке понравился этот запах, то на самом деле она похвалила заботу и вкус жены директора.